Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Меня рекомендовали Темному Лорду, Лили. Личная рекомендация.

Лили почувствовала, что ее пробрало до костей — то ли из-за того, как мастерски он владел голосом, то ли из-за выбранных им слов, то ли из-за того, что за ними стояло. И дело было не в том человеке, каким он был когда-то — нет, тот мальчик исчез так же окончательно, как если бы умер, это она знала наверняка. Ее пробрал озноб из-за того, что все это означало для Северуса.

Она впервые увидела: он так настаивает на больнице оттого, что полон решимости выбраться из этой передряги живым. Ей припомнился Сириус — когда его брат решил бросить Пожирателей и погиб... как он пытался казаться сильным и безразличным, но глаза его не сияли — они блестели от непролитых слез; тот блеск, какой бывает, когда стараешься не заплакать. "Вступил к ним и пожалел... но от Пожирателей не уходят — на своих двоих, по крайней мере..." Он курил сигарету за сигаретой, пока этот тошнотворный дымный запах намертво не увязался у нее в голове с мыслями о Сириусе и его брате — хотя Лили и видела Регулуса только издалека, еще в Хогвартсе.

— Сев, правда ли, что Пожиратели-отступники... — она должна была заставить себя это произнести. Потому что сражалась против них и готова была что угодно поставить, что будет сражаться снова. — Что их...

— Пожирателей — да, — перебил ее Северус; как же сильно — и тщетно — ей хотелось не быть ему за это благодарной. — Но у меня еще нет Метки; я даже с Темным Лордом не встречался. Когда я не явлюсь в назначенное время, он попросту спишет меня со счетов за полной никчемностью. Мне придется отвечать только перед Люциусом и остальными, а они меня не убьют.

— Что они с тобой сделают? — ее пальцы словно сами по себе прикоснулись к его руке, впились в подаренную куртку — колючие шерстяные катышки забивались под ногти.

— Ничего смертельного.

Глаза защипало от наворачивающихся слез — он говорил без намека на иронию.

— Так ты и поэтому не хочешь назад в школу?

— Будет довольно неприятно, — он в очередной раз перевел взгляд на окно. — Но я привык... к подобному.

"К неприязни. К издевкам. И травле", — прошептал голос ее внутреннего дементора. И — о Боже... Джеймс и Сириус — они ведь сейчас от него еще не отстали. Воспоминание было как удар под дых; нет, нет, она не сможет на это смотреть. Когда они подружились, она еще очень долго не могла соотнести тех чудовищ, которые травили Сева, с этими юношами — такими добродушными, благородными, преданными друг другу... словно это были совершенно разные люди. Но Сев никогда не видел эту их сторону — они никогда ему ее не показывали; он и сам только ей демонстрировал ту сторону своей личности, из-за которой у нее ныло сердце все то время, что они провели порознь. Каково ему будет — вернуться во все это... ко всем этим... к такому к себе отношению... И каково будет ей — все это терпеть?

Лили уткнулась лбом ему в плечо.

— Что же это за посмертие такое, — прошептала она, растягивая губы в болезненной полуулыбке.

Северус молчал так долго, что она решила — он и вовсе ничего не скажет. А потом он ответил — и голос его прозвучал негромко и... обычно; не тягуче, не порочно и притягательно, не ядовито и безупречно — нет, это был просто обычный Сев, тот самый, которого она слышала с девяти лет:

— В нем есть свои плюсы.

Она перевела взгляд на его лицо, но он снова отвернулся к окну. Его черты расплывались в стекле, заплаткой ложились на заоконную темноту. Она видела и свое отражение, размытые пятна рыжих волос: одно тянулось по ее плечу, второе — по его руке.

— Ага, — согласилась Лили, не повышая голоса. — Есть, — и чуть-чуть повернула голову, умостившись щекой поудобнее. — Если бы не это... если бы не ты... не окажись ты тут — я бы уже рехнулась. Ни за что бы со всем этим не справилась.

— Ты бы это пережила, — сказал он, отворачиваясь от нее еще дальше. Ей хотелось прикоснуться к его подбородку, заставить взглянуть себе в глаза, но она не осмелилась. — Ты сильная.

— Возможно, пережила бы. Но надеюсь на лучшее я только из-за тебя.

У него перехватило дыхание — Лили наверняка не заметила бы эту короткую паузу, сиди она на другом конце стола.

— Неважная из меня надежда, — его голос прозвучал так слабо, словно доносился из дурно настроенного радио.

— Нет, важная — даже через миллион лет.

* * *

В зябкой полумгле они брели по лондонским закоулкам, достав палочки, но не поднимая их высоко, пока не наткнулись на заброшенный пустырь, зажатый между кладбищем пустых складов с одной стороны, и остовами каких-то зданий — с другой. На краю заросшего пустыря — асфальт весь потрескался от сорняков — возвышался единственный белый дом; его окна, темные и безучастные, напоминали Лили глаза Северуса, когда он пользовался окклюменцией.

— Тут? — спросила Лили, поежившись — не от ветра, от его порывов слева ее заслоняли склады, а справа — высокие кирпичные стены домов; просто это место казалось каким-то таким... до невозможности безнадежным. Даже на похоронах мистера Снейпа — и то было раз в двести жизнерадостней.

— Да, — согласился Северус, стоя к ней спиной и оглядываясь по сторонам. Движения его были скупыми, точными, выверенными; она даже позавидовала его способности двигаться беззвучно — каждый ее шаг вдребезги разносил густую тишину.

— Отсюда нас точно никто не вышвырнет — складам я не слишком-то доверяю. Здесь безопасно, Лили, — добавил он, мельком глянув на нее. — Люциус не станет искать в маггловском Лондоне; все эти предосторожности нужны только для того, чтобы никто нас не увидел, пока мы сами того не захотим.

Ну да, конечно, они тут в безопасности. До той поры, пока она не отправит его в больницу.

— Что ж, если с разведкой все, то пошли уже куда-нибудь, — сказала Лили, растирая руки выше локтей, — а то я превращусь в ледышку, и наш план может катиться к черту.

Они выбрались из лабиринта закоулков — Северус шел впереди, она не отставала; порой из-за угла доносились голоса — он сворачивал, обходил стороной, чтобы никого не увидеть, и никто не увидел их. На оживленной улице, где моргали светофоры и медленно двигались машины, они нашли паб, гудящий от нетрезвого смеха и прокуренный так, что хоть топор вешай. Там они оставались до самого закрытия; сигаретный дым пропитывал волосы и одежду, и Лили пыталась придумать, какую бы глупость сказать, потому что, разумеется, на ум приходили только Сириус, и Регулус, и Лед Зеппелин, и как хмурился Ремус, когда Сириус щелчком пальцев поджигал сигарету.

Они остановились в первом же обнаруженном отеле; на вывеске работала только буква "О", но в окнах горел свет, отбрасывая яркие полоски на подъездную дорожку. Так они его и нашли — единственное освещенное здание на темной боковой улочке за пабом; оно напомнило ей дом Сева: те же мрак, теснота и дешевая отслаивающаяся краска на стенах.