Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

Из-за холода ту часть службы, которая произносилась над могилой, пришлось урезать до минимума. Северус был этому рад, потому что вымотался до невозможности. К тому же у него начинала раскалываться голова — он был вынужден блокировать горе пятидесяти с лишним гостей.

Но вскоре все было кончено. Несколько слов над дырой, продолбленной в твердой земле, потом туда опустился гроб с россыпью цветов на крышке — и вот уже гости начали постепенно расходиться, наклоняясь против ветра и прижимая к горлу лацканы своих костюмов или придерживая рвущиеся с головы шляпы.

Эйлин стояла у изголовья могилы и глядела вниз, в эту мерзлую яму. Озябла она или нет, сказать было сложно — как и знает ли мать, что находится у могилы не в одиночестве. Северус стоял с ней рядом, скрестив на груди руки в бесплодной попытке защититься от ветра, и не знал, что теперь делать. Он совершенно не помнил, как все это происходило в первый раз; скорее всего, он хмурился, пинал комки земли и мечтал, чтобы она прекратила маяться всякой безумной хренотой и увела их всех домой с этой холодрыги.

— Скажи миссис Торн, чтобы она ушла, — не оборачиваясь, тихо произнесла мать. — Скажи ей, что я ненадолго останусь.

Он подошел к Лили — та стояла у розоватого надгробного камня, обхватив себя руками, и дрожала, несмотря на пальто, траурное платье и теплые черные колготки.

— Миссис Торн тебя заберет...

— Помнишь, что сказал в часовне? — сказала она, утирая нос и, должно быть, сожалея, что растерзала бумажный платок. — Что, уже забыл?

— Боюсь, что твоя простуда снова поднимет голову, — ответил он. Ему хотелось привлечь ее к себе и завернуть в эту безбожно теплую куртку, которую она ему подарила, но он знал, что это совершенно невозможно. — От количества соплей у тебя в носу зависит моя жизнь.

— Ха-ха, — Лили улыбнулась натужно — возможно, оттого, что замерзла. — Я тебя не брошу.

Надежда вспыхнула внутри, как спичка в темной комнате. Северус сказал себе, что хватит быть такой размазней. Она не это имела в виду. Конечно же, не это.

Он проводил миссис Торн до подножья холма. Та не слишком хотела уходить, но не нашла предлога остаться. Озабоченно оглядев Северуса с ног до головы, она притянула его к себе, себе, слабо обозначив объятия, — в основном лишь прикосновением рук к его плечам.

— Если тебе что-то потребуется, — пообещала она, мельком взглянув на Эйлин, — любому из вас — только слово скажи. Мы с Ирвингом будем рады помочь.

— Спасибо, — хмуро поблагодарил Северус, прекрасно зная, что никогда у них ничего не попросит — точно так же, как и в прошлый раз. Похоже, она это почувствовала.

— Ну что ж, — сказала она, шмыгнув заледеневшим носом, — до свидания, Северус. Береги себя, милый.

А затем она присоединилась к мужу и дочери, и они втроем не спеша спустились по склону холма вслед за остальными — последние, кто задержался на кладбище, несмотря на пронизывающий ветер. Наверху, в запредельной высоте, облака расползлись, обнажая небо поразительной глубины и синевы, какая редко встречается под конец года.

Лили стояла у могилы, дожидаясь, пока Северус распрощается с Торнами — потом побрела к нему, засунув руки под мышки.

— Это твоя тетя или еще какая родственница? — спросила она. Если у нее застучат зубы — он аппарирует вместе с ней домой, и к черту все министерские запреты.

— Первая жена отца.

Лили щурилась на сильном ветру, но, услышав эти слова, удивленно распахнула глаза.

— Не знала, что твой отец... — Изумление сменилось смущением. — Извини.

— Откуда тебе было знать, если я никогда об этом не рассказывал?

Она ковырнула землю носком туфли.

— Значит, та, вторая, была твоя сестра?

— Да. Единокровная.

— Я так и думала — выглядит похоже... Она намного тебя старше, так? Сколько ей — уже под тридцать?

— Да, Бонни старше меня где-то лет на четырнадцать. Она родилась, когда они оба были еще очень молоды.

Ничуть не старше, осознал Северус с тошнотворной ясностью, чем Лили и Поттер, когда у них родился мальчишка.

И если события так и будут течь своим чередом и не свернут с прежней дороги, то через три года эти двое снова окажутся в той же точке своих отношений.

Если она снова выйдет за Поттера — да хули там, хоть под ручку с ним по улице прошвырнется — он тут же свалит на Киклады, и ебись все конем. А ведь так она и поступит. Она же так поступит. Она же так охуенно втрескалась в это сокровище, в отморозка своего великолепного — или все-таки нет?..

За эти несколько дней Лили не так уж часто его упоминала. И не ринулась на поиски сломя голову — от этой перспективы Северуса просто мутило. Он ждал, что она выползет из постели, несмотря на простуду, и примется искать это ничтожество, за которое вышла замуж. Разве они не обожали друг друга, блаженствуя во влюбленном угаре? А эти фотографии в газетах — счастливой улыбающейся пары; он вырывал их и сжигал — все, какие только видел... а эти разговоры на улицах — Поттеры то, Поттеры се, и каждое одобрительное слово — что нож в сердце...

Но сейчас голова у Лили была явно забита мальчишкой — настолько, что там не находилось места ни для кого другого. Нет, она, конечно, спросила и о сестре, и о Блэке, о Люпине и Лонгботтомах — но так или иначе, рано или поздно, все равно возвращалась к мальчишке. Северус счел, что лучше уж так — о да, в десять тысяч раз лучше — чем если бы она думала только о Поттере. Маловероятно, что у нее хватило бы чуткости, чтобы думать о нем, но придержать язык.

Знала ли она, сумела ли догадаться, отчего он так люто ненавидел Поттера-старшего? Матерь божья — он так надеялся, что нет. Единственное утешение, которое он пронес через все это — что она ничего не знала, никогда этого не видела — и все равно вышла замуж за того, кто его всегда травил, кто не мог не урвать у него и эту победу...

Ее волосы — яркая вспышка — привлекли его взгляд; ветер трепал развевающиеся пряди. Внутри у него все ныло — саднящая боль текла по венам вместе с кровью, пронизывая его до костей. Лили убрала за уши непослушные локоны.

— Мне показалось, что она...

Ох — речь все еще идет о Лоррейн. Он собрал свою боль и убрал ее под гладь окклюменции. Лили, скорее всего, недоумевает, отчего бывшая жена и дочь страдают от потери экс-мужа и отца куда сильнее, чем та семья, с которой он жил на момент смерти. Недоумевает, но считает этот вопрос слишком бестактным. Все элементарно: отец не питал отвращения ни к Лоррейн, ни к Бонни — к маггловской своей семье...

Северус вспомнил, как Лили однажды спросила: "Неужели твоему папе не нравится магия?" — и как он ответил: "Да ему ничего особо не нравится". Лили даже не подозревала, насколько угодила в точку с этим вопросом. И он тоже не подозревал — в десять-то лет... Ни малейшего проблеска понимания. Озарение пришло лишь потом, много лет спустя, когда на его родительницу нашел один из нечастых приступов материнских чувств; откровенничать у них в семье было не принято, и она спросила, не подумывал ли Северус в последнее время о женитьбе.