Владимир Болучевский - Двое из ларца

– Зачем? – спросил Виктор.

– Я не знаю, – Волков пожал плечами. – А вы?

– Послушайте, – Ирина нервно поправила волосы, – а если мы заберем ее обратно, а это вот вернем на место, может, мы что-нибудь… Что нам мешает?

– Теоретически ничего. Но ситуация осложняется тем, что Иосиф Виссарионович в настоящий момент пребывает в отъезде. Он на Дальнем Востоке. Где конкретно, мы скоро узнаем, но добраться до трубки так скоро, как хотелось бы, боюсь, не получится.

– Петр Сергеич… – Ирина смотрела на Волкова такими глазами, что Гурский отвел взгляд.

– Не знаю… Мне самому сейчас из города никак не отлучиться. Вот разве что Александр.

– Я дам денег. Сколько нужно? В передней затренькал оставленный Петром в кармане куртки телефон. Виктор сделал машинальное движение к карману пиджака. Волков встал и вышел из комнаты.

– Да, – сказал он в трубку, – да, я. Ага… Спасибо большое, очень помогла. Ага… ну пока, увидимся.

– Ну вот, – Петр вернулся и сел к столу. – Сталин в Комсомольске-на-Амуре. Хотелось бы думать, что и трубка вашего отца до сих пор при нем. Александр за ней съездит. Но… даже не знаю. Короче, Аркадий Соломонович – ваш родной отец, вы его дети, а следовательно, и понимать его должны лучше, чем кто-то другой. Вы утверждаете, что ему, похоже, угрожали, в последнее время он с этой… дубинкой стал ходить, а в тот день, когда на него напали, он вдруг сует свою трубку восковой фигуре. Это все – что? Как по-вашему?

– Маразм старческий, – Виктор раздраженно встал и вышел из гостиной.

– Виктор! – резко сказала ему вслед Ирина. –~ Петр Сергеич, тут что-то не то. Отец, безусловно, был человеком пожилым, со своими странностями, люстра вон и прочее, но сумасшедшим он не был. Нам обязательно нужна эта его трубка. Саша, – она посмотрела на Гурского, – у меня есть деньги, я вам заплачу.

– Ирина Аркадьевна, – Волков взял со стола муляж и опустил его в карман, – я доложу своему руководству, что беру это дело. Расценки за пользование услугами нашего Бюро вы сможете уточнить в офисе. Подумайте, ничего больше на ум не приходит по существу вопроса?

– Я не знаю… А что еще?

– Ладно, – Петр встал со стула. – Пока все.

В передней они с Гурским оделись, распрощались с хозяевами и вышли на улицу. Шел слабый снег, который тут же таял под ногами.

Поставив машину недалеко от центральных ворот Сытного рынка, Волков вслед за Александром поднялся по ступеням главного входа.

– Знаешь, – сказал, оглядевшись, Гурский, – ты зелени купи, а я все-таки рыбки хочу, она там, на улице. У машины встретимся.

Он вышел на улицу и пошел к рыбным рядам.

– Девушка, – обратился он к продавщице, – а можно вот эту, самую большую, она вроде оттаяла совсем? Очень хорошо. И пакет, даже два, чтобы не капало. Вот спасибо. Чем обязан?

Расплатившись, он взял рыбину, купил заодно пачку сливочного масла и не спеша направился к припаркованной у ворот машине.

– Ты чего, горбушу мороженую купил? – подошел Волков. – Саша, ее же есть невозможно, она сухая. Давай лучше вон там мяса нормального по куску возьмем.

– Ничего ты не понимаешь. И потом – на смертельную погибель отправляюсь, имею право на последнее желание. Поехали.

Брокгаузен и Ефронен… – пробормотал он, усаживаясь на серые кожаные подушки сиденья.

– Что? – Волков вставил ключ в замок зажигания.

– В кабинете там видел? «Брокгауз и Ефрон».

– А «зен» и «нен» причем?

– Да была много лет назад такая история. Ты Римусика помнишь?

– Шагалова? – Петр завел двигатель и собрался вырулить на проезжую часть, но очень крупный толстый парень в темно-малиновой униформе с какими-то нашивками вдруг вырос, раскинув руки, у самого капота.

– О как… – удивился Волков. – Они обычно ко мне не суются, жопой беду чувствуют. Пьяный, что ли?

– Может, новенький, первый день работает.

– Отморозок… – Петр выглянул в приоткрытое окно. – Ты что, офонарел? Под колеса кидаешься… Чего надо?

– Заплатить надо.

– Ну давай.

– Чего давай?

– Бабки, баран. Ты ж говоришь, тебе заплатить мне надо. Только очень быстро, я спешу. С тебя десять баксов.

– Да ты чо… – задохнулся от такой наглости верзила, – ты чо гонишь?

– Ну что ж за… – Волков устало выбрался из машины и захлопнул дверь. – Отойди, а? Ты понял меня или ударить тебя?

«Я понял тебя, не бей меня…» – процитировал себе под нос Гурский, медленно выходя из машины, обошел вокруг капота, закурил сигарету и встал за спиной ребят в униформе.

– Папа, не гуляй, – набычился охранник. – Сказано платить – плати. Все платят. Стоянка платная.

– Не понял?

– Да ладно… Ты машину здесь поставил, я охранял, теперь плати.

– Ты охранял? Хорошо. У меня тут в бардачке пять штук зеленью лежало, а теперь нет. Ответишь? Ты же охранял.

– Да ты чего, в натуре…

– Короче, я тебя охранять просил? Мы договаривались? – в голосе Волкова обозначилась нехорошая дрожь. – По какому такому законному праву или по каким таким понятиям я тебе платить должен? Причину назови в двух словах, чтоб мне понятно стало.

– Стоянка платная, – тупо повторил охранник.

– Это кто придумал? На каком основании?

– Щас, марамой, поймешь… – как-то даже радостно сказал здоровяк и сделал шаг к Петру.

Волков неуловимо коротким движением выбросил вперед руку, и толстый охнул, сложился пополам, рухнул на колени, а потом, выпучив глаза и беспомощно хватая вмиг посиневшими губами широко раскрытого рта воздух, грузно завалился на бок. Второй попытался было дернуться куда-то в сторону, но Гурский с неожиданной для его чуть расслабленного выражения лица быстротой схватил его за предплечье, с силой надавив большим пальцем на мышцу. Охранник вскрикнул от боли.

– Нехорошо вот так, вдруг, уходить от полемики по поводу имущественных прав граждан, – спокойно сказал Александр, держа сигарету в левой руке.

У прохожих хватало своих проблем. Они, разве что чуть убыстряя шаг, спокойно шли мимо.

– Продолжаем разговор, – повернулся Волков к тому, которого удерживал Гурский. – Хочешь денег? Попроси. Я тебе дам на еду, если ты голодаешь. Мне не жалко, у меня есть. А платные стоянки незаконны, понимаешь? Тебе этого до меня никто не говорил? Ник… – Угадав грозящую со спины опасность по глазам стоящего напротив охранника, Петр, чуть отклонив корпус, рефлекторно присел на правой ноге и увернулся от летящей сзади ему в голову резиновой дубинки. Отработанным до автоматизма движением мгновенно развернулся влево и поймал солнечное сплетение атакующего на кулак правой руки.

Тот скорчился и улегся в жидкую грязь рядом с первым.

– Башкирский подсед, двойной люлюш, от борта и в лузу. Два-ноль, – вполголоса прокомментировал Гурский и выбросил сигарету. – Петь, поехали, а? Есть охота.