Анатолий Бочаров - Призрачный престол

Пока один из слуг, до того во все глаза наблюдавших за творимой Колдером магией, ходил за вином, Остин постарался немного прийти себя. Новый король, если его уже можно было так называть, выдохнул, размял шею, опять вытер градом льющийся с него пот, снял доспехи и расстегнул рубаху. Посмотрел на Гледерика:

— В себе ты уверен? — взгляд Колдера сделался неприятно испытующим.

— В смысле, готов ли я окончательно покинуть ваш бренный мир? — Гледерик постарался усмехнуться как можно более небрежно. — Я все равно гость тут, и гость совсем недавний. Заглянул на несколько дней, по дороге в преисподнюю или небытие, уж не знаю, что мне уготовано. Вы тут верите непонятно во что, а мы, у меня на родине, верим, что грешникам суждено жариться в аду на большой сковородке, за все их дрянные поступки. Именно это я и заслужил, ибо поверь — дома я отнюдь не геройствовал.

«А делал тоже самое, чем занимались тут Кинриг, Бирн и так не увиденный мной лично король Дунстан, — добавил Гледерик про себя. — Сеял хаос и тьму. Убивал ради призрачной надежды на призрачный трон. Вверг королевство, которое создали мои предки, в смуту — не слишком ли большая плата за право распоряжаться короной?»

Тогда ему казалось, он поступает правильно. Теперь, посмотрев на вельмож Регеда, готовых порвать собственное королевство на части, грызущихся по мелочам даже в ожидании скончания мира, Дэрри сомневался, что поступал лучше, нежели они все. «Возможно, мне стоило остаться в Эринланде и принять предложение Кэран, учиться магии в ее новом Конклаве. Или остаться дома и помогать отцу вести дела. Или сгинуть в Лумее, на ратном поле, в безнадежном бою — как бы там ни было, все равно вышло бы меньше бед».

Впрочем, какой смысл теперь сокрушаться? Счет выставлен, кровь пролита, и ее не осталось.

— Не знаю, чем ты занимался в землях, откуда пришел, — тихо сказал Колдер, — да, по большому счету, и знать не хочу… Но я не желаю тебя ни к чему принуждать. Мы можем отложить этот треклятый ритуал, изучить бумаги некроманта, и, возможно, найти какой-то другой выход. Не требующий твоей гибели.

— К несчастью, не можем, — ответил Гледерик ему все так же тихо, не сводя глаз с Грегора Холпина. — Думаешь, ты надолго король? Даже если этот парень тебя им признал, в этой стране, я уверен, найдется сотня лордов, готовых его решение оспорить. Каждый из них решит, что его собственная задница будет смотреться на престоле лучше твоей. Надеюсь, ты разберешься с ними… но если нет, пробовать нужно сейчас, пока мы стоим в этой комнате и еще на что-то способны. Если часом или днем позже нас убьют за попытку узурпации трона — в таком случае мы хотя бы попытались что-то исправить.

— Дельные слова, — проронил лорд Грегор. — Я могу поручиться, что не замышляю никакой измены — но сказать того же самого обо всем остальном королевстве не вправе. Как последний из Регентского совета, я признал вас правящим монархом, господин Колдер — но вполне может статься, ваша королевская власть не распространяется и не распространится за пределы этой сокровищницы.

Лицо Колдера изменилось. Сделалось непроницаемым и жестким:

— Что ж, — сказал он. — Тогда, и вправду, время спешить.

Слуга, названный Тоддом, вернулся с бутылкой вина, и сообщил, что не видел на пути до ближайшего погреба никаких живых мертвецов или признаков сражения, а только кучу растерянных людей и всеобщий бардак. Колдер выслушал его слова, коротко кивнул, выкрутил пробку зубами. Товарищ Гледерика плеснул вина в медную чашу, наполнив ее до краев, ненадолго, будто в нерешительности замер, после чего пригубил. Коротко поморщился, а затем передал Фуахд Гледерику.

Больше всего Дэрри опасался, что в вине окажется отрава, тайком подмешанная слугой по какому-нибудь наущению Холпина, которое они проморгали — но ничего похожего на вкус яда, а он в них разбирался неплохо, пройдя суровую выучку в Срединных Землях, Гледерик в букете не различил. Самое обычное пойло, не из особенно дорогих, и крайне сладкое на его вкус. Похоже, лакей, особенно не усердствуя, притащил первый попавшийся ликер. Такие терпимо идут на празднестве, подаваясь в придачу к десерту — но для ритуала по спасению мира хотелось бы винишко получше и вкус понасыщенней. Дабы проникнуться всей значимостью момента хотя бы.

— Не чувствую никакой особенной мудрости. Как был дураком, так и остался, — признался Колдер и вдруг замер.

Что-то вдруг переменилось в нем — остекленел, становясь неподвижным, взгляд, посветлела, едва не сливаясь с белком, радужка, увеличился, расширяясь, зрачок. Капитан Коронной армии, второпях признанный королем Регеда, протянул руку — и, Гледерик мог поклясться, меч Тейн скользнул в нее сам, не дожидаясь, пока его схватят. Пальцы Колдера обхватили длинную рукоять, поднимая зачарованное оружие со стола. Остин взмахнул мечом, описав его лезвием в воздухе сверкающий полукруг.

Гледерик сам не понял, как отставил, аккуратно, чтобы не расплескать вино, чашу Фуахд на край стола. Грегор Холпин, внимательно следивший за ними, сделал знак своим слугам отойти в дальние углы залы, но сам остался стоять, где стоял. Действуя будто во сне, Дэрри вытащил из кармана волшебную флейту, на которой прежде играл некромант, призывая себе на службу умерших, и поднес ее к губам. Ему и прежде доводилось играть на подобных инструментах — привычка, приобретенная за годы скитаний, чтобы себя развлечь или заработать пару медяков в тавернах, когда, особенно по молодости, с деньгами становилось совсем туго. Но сейчас его пальцы задвигались сами собой, совершенно без вмешательства разума.

Он задудел, извлекая мелодию из Клэг — совсем не похожую на те, которые играл в его присутствии Айдан Бирн. Спокойную, мягкую, неторопливую, напоминавшую совсем не о войне или крушении мира. Такая мелодия пошла бы для послеполуденного отдыха, устроенного после напряженной работы, в разгар летнего зноя. Вспомнились, невольно, виноградники Паданы, изумрудные равнины Астарии, величественные соборы Либурна. В неспешный перелив флейты вплеталась память о доме, перед глазами вставали живыми и шумными узкие улочки города Брендона, в котором Гледерик рос. Лазурные волны Винного моря бились о каменные пирсы, ветер овевал паруса кораблей, сидел за гроссбухами, сгорбив спину, отец, вышивала перед камином мать. Флейта звенела, вторя топоту копыт на пройденных им дорогам, стонам женщин, которых он любил, смеху мужчин, с которыми братался на полях сражений и за пиршественными столами.

Флейта Клэг играла, открывая, как и было обещано, двери миров, взлетая обертонами и опадая вниз — и, вслед за каждым переливом ее мелодии, просторную сокровищницу стремительно наполняла тьма. Факелы, до того ярко горевшие на стенах, гасли, захлебываясь в объявшей их темноте. Кто-то из слуг вскрикнул, бросился, обронив зажатый до того в ладонях клинок, к порогу — и немедленно упал. Меньше, чем за доли секунды, его густые черные волосы побелели, становясь тонкими и ломкими, осыпаясь пылью. Кожа сморщилась и пожелтела, сползая и открывая кости скелета. Тьма взлетела щупальцами к потолку и двери сокровищницы сами собой затворились.