Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

Все приветствовали и одобрили его план. Потом они встали и пошли во дворец. А вскоре и Пенелопа проведала о заговоре, выношенном ее кавалерами. Ей сообщил герольд Медонт, а он подслушивал, пока кавалеры совещались во дворе, и все понял. Он немедленно вошел во дворец и отправился доложить об услышанном Пенелопе. Как только он пересек порог ее будуара, королева обрушилась на него.

— Вестник, — сказала она, — с каким поручением послали тебя молодые лорды? Наверное, они приказывают служанкам богоравного Одиссея бросить всю работу и накрыть столы для пира? Как мне надоело их ухаживание и беспрестанное присутствие! Если бы это зависело от меня, больше бы они здесь не пировали. Да, вся ваша банда крутится здесь изо дня в день, грабит наши погреба и растрачивает достояние моего бережливого сына. Вы, наверное, пропустили мимо ушей, когда вам отцы рассказывали, как к ним относился Одиссей — ни словом, ни делом никого не обижал безвинно. Не то что другие короли, которые одному потрафят, а другого скрутят в бараний рог. Это только подтверждает вашу бессовестность и доказывает, как легко забывается былая доброта.

— Королева, — ответил честный Медонт, — дай-то вам бог не знать больших бед. Кавалеры планируют куда худшее зло, упаси нас Зевес, сын Крона. Они решили зарубить острыми мечами Телемаха, когда он выйдет в обратный рейс. Сейчас он отправился в святой Пилос и Лакедемон за вестями об отце.

Когда Пенелопа услышала эти слова, ее ноги подкосились, и сердце дрогнуло. Дар речи изменил ей, глаза наполнили слезы, слова застряли в глотке. Наконец она отдышалась и ответила:

— Вестник, почему уехал мой сын? — спросила она. — Не было ему никакого резона пускаться по морю на быстрых судах, в которых моряки, как в колесницах, бороздят просторы моря. Неужели он хочет, чтобы имя его было забыто?

Прозорливый Медонт отвечал ей:

— Не знаю, что подтолкнуло его на поездку в Пилос — слова бога или собственные чувства, но он хотел узнать, вернется ли его отец, или сгинул безвозвратно.

Медонт вышел из ее покоев, а Пенелопа не могла найти себе места от тревоги. Она даже не смогла добраться до одного из кресел, но опустилась на порог своего элегантного будуара и горько зарыдала, а вокруг нее сгрудились все служанки и фрейлины дворца. Прерывая потоки слез, Пенелопа обратилась к ним:

— Скажите, есть ли женщина в наши дни, к которой Зевес был так жесток, как ко мне? Был у меня муж, лучший из данайцев, львиное сердце, прославленный от Эллады до Аргоса. Его я утратила. А сейчас ураган унес из дому моего любимого сына. Мне и не сказали, что он уезжает. Даже вы промолчали, хотя наверняка знали. Жестокие женщины, почему вы не подняли меня с постели, когда он пошел в порт! Если бы я знала, что он собирается уехать, клянусь, он остался бы дома или перешагнул через мой труп. Живо, кто-нибудь, пошлите за моим старым слугой Долием, которого мне отец дал с собой на Итаку. Он сейчас возится в саду. Пусть бежит к Лаэрту, потолкует с ним обстоятельно, расскажет все с начала до конца. Глядишь, Лаэрт что-нибудь придумает, оставит свое затворничество, обратится к народу, пока не погибло его семя и королевский род Одиссея.

— Госпожа, — сказала верная старая няня Эвриклея, — убьешь ли ты меня беспощадным ножом или оставишь в живых — не могу молчать. Я все знала, я ему дала хлеб и вино в дорогу, и все, что он попросил. Но он заставил меня поклясться — не говорить тебе ничего в течение двенадцати дней, разве что ты сама заметишь его отсутствие раньше. Он не хотел, чтобы слезы бороздили твои нежные щеки. Иди, умойся, переоденься, а затем подымись в горницу с фрейлинами и помолись дочери Зевса Афине. Она может спасти его даже из зубов смерти. И не беспокой старика, у которого и так полно забот. Не думаю, что блаженные боги возненавидели род Аркесия, предка Лаэрта. Не пресечется их род, но будет всегда владеть этими величественными чертогами и плодородными полями.

Такими словами Эвриклея успокоила Пенелопу, и та перестала плакать. Королева умылась, переоделась, поднялась со своими фрейлинами в горницу, наполнила корзинку зерном для жертвоприношения, и обратилась к Афине с молитвой.

— Внемли мне, Неутомимая, Атритона, дочь Зевса, носительница эгиды! Если мудрый Одиссей когда-либо сжигал в твою честь жирные бедра телицы или овцы, вспомяни его жертву, спаси моего любимого сына, и защити его от злокозненных кавалеров.

Ее мольба сорвалась в крик. Богиня вняла молитве королевы. А кавалеры бушевали в полутемном зале. Один грубый бахвал воскликнул: "Вроде, наша обожаемая королева готовится к свадьбе, и не подозревает, что ее сын обречен". Надменные юнцы вторили его похвальбе, — они не подозревали, кто на самом деле обречен. Антиной встал и утихомирил их.

— Вы что, спятили? — воскликнул он. — Прекратите бахвалиться, пока нас не услышали и не донесли. А сейчас помалкивайте и разойдитесь. Мы решили, что делать, давайте же, исполним наш замысел.

Он тут же выбрал двадцать лучших мужей, и они пошли на берег к кораблю. Они спустили смоленый корабль на воду, поставили мачту, вставили весла в сыромятные петли уключин, подтянули белый парус к рее, а бойкие оруженосцы принесли доспехи. Они поставили судно на якорную стоянку и вернулись на сушу, поужинали и спокойно ожидали заката.

Но благоразумная Пенелопа лежала у себя в горнице, не касалась еды и питья, и все гадала, удастся ли ее невинному сыну избежать смерти, или суждено ему погибнуть от рук высокомерных кавалеров. Она была в смятении, как лев, окруженный загонщиками, что с ужасом смотрит на сжимающееся кольцо врагов. Но утешающая сонливость охватила ее, она откинулась назад, уснула, и ее мышцы расслабились.

Яркоглазая Афина вновь решила придти на помощь. У Пенелопы была сестра Ифтима, дочь короля Икария. Она вышла замуж за Эвмела и жила в Фере. Богиня создала призрак — ее точное подобие, и послала во дворец Одиссея, чтобы уберечь королеву от потоков слез и расстройства. Призрак вполз в спальню королевы, не открывая дверного засова, стал у ее изголовья и сказал:

— Ты уснула, Пенелопа, горе истомило тебя? Поверь, привольно живущие боги не желают тебе горя и расстройства. Уже решено, что твой сын вернется домой целым и невредимым. Он ничего дурного в их глазах не сделал.

Осторожная Пенелопа пробормотала во сне, находясь у Ворот Сновидений:

— Сестра, как ты здесь оказалась? Мы не привыкли тебя видеть у нас — ведь ты живешь так далеко. Ты считаешь, мне следует забыть печали и заботы, которые непрерывно терзают мое сердце и разум? Но я потеряла мужа, лучшего из данайцев, львиное сердце, прославленного от Эллады до Аргоса, а сейчас еще мой любимый сын, о котором я горюю даже больше, чем о его отце, уплыл на большом корабле, а он еще ребенок, не обученный делу или спору. Я дрожу, когда думаю, что с ним станется на море или там, куда он поехал. Многочисленные враги готовят ему западню и жаждут пролить его кровь, и не дать вернуться домой.