Гомер - Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

«А сейчас я возбудила вашу ревность тем, что живу со смертным мужем, которого я спасла от неминуемой смерти. Он плыл, оседлав киль своего корабля: Зевес потопил его судно ударом перуна в темно-винном море, и его верные товарищи погибли. Течением и ветром его прибило к моему берегу, и я встретила его с распростертыми объятиями. Я его выходила, любила и заботилась о нем, и собиралась сделать его бессмертным и вечно молодым. Но ты прав — когда носящий эгиду Зевес повелевает, прочие боги вынуждены повиноваться. Если Зевес требует, чтобы он покинул остров, пусть катится на другой край бесплодного моря, и бог с ним. Но я не смогу отправить его. У меня нет галеры с веслами, нет и гребцов, чтобы покорить бескрайние просторы моря. Я лишь обещаю добросовестно помочь ему советом, как приплыть целым и невредимым к берегам Итаки».

— Тогда немедленно отошли его, — сказал Гермес, — и не гневи Зевса, а то он рассердится и затаит на тебя злобу.

С этими словами мощный Аргусобойца покинул остров, а нимфа покорилась воле Зевеса и пошла искать своего благородного гостя. Одиссей сидел на берегу, и глаза его, как всегда, были полны слез. А со слезами по далекому дому утекала и его бесценная жизнь. Нимфа давно была ему не мила. По ночам он, правда, спал с ней, да и куда ему было деться, пока он жил в ее сводчатом гроте, как холодный любовник со страстной дамой. А целыми днями он сидел на берегу, на скалах или на песке, истязал себя слезами, стонами и сердечной мукой, и всматривался влажными глазами в бескрайнюю водную пустыню.

Прекрасная богиня подошла и стала рядом.

— Мой злосчастный друг, — сказала она, — по мне, хватит тебе томиться и тосковать на этом острове. Я всем сердцем готова помочь тебе уплыть. Вставай и берись за дело. Сруби несколько высоких деревьев, железными орудиями смастери большой плот, сооруди высокую палубу, чтобы ты смог пересечь туманные моря. Я сама дам тебе хлеба, воды и твоего любимого красного вина, чтобы ты не страшился голода. Я дам тебе одежду и пошлю попутный ветер, чтобы ты безбедно приплыл к родным берегам, если того захотят небесные боги, а их разумение и сила — побольше моих.

Смелый Одиссей содрогнулся от ее слов и ответил ей, не скрывая своих мыслей:

— Богиня, — сказал он, — не о моем благе ты думаешь, а о чем-то совсем ином, коли предлагаешь переплыть бескрайнее море на утлом плоту. Даже быстрые клиперы не могут пересечь его просторы, хотя их ветер только радует. Я не доверюсь плоту против твоей доброй воли. Дай мне торжественную клятву, что ты не замышляешь подвоха.

Прекрасная Калипсо улыбнулась и погладила его:

— Одиссей, — сказала она, — как ты, мерзавец, смеешь такое помыслить! Ты всегда себе на уме! Клянусь Землей и широкими Небесами и подземными водами Стикса, самой страшной и священной клятвой бессмертных богов, что я не замышляю против тебя никакого вреда, но советую, как самой себе, окажись я на твоем месте. Мне не чужда справедливость, и сердце у меня не из железа, но полно жалости и сострадания.

С этими словами богиня быстро отвернулась. Одиссей последовал за ней, и богиня и муж вместе вошли в просторный грот. Одиссей сел на трон, с которого только что поднялся Гермес, а нимфа угостила его закусками и питьем, обычными у смертных. Она заняла место напротив героя, и служанки поднесли ей нектар и амброзию. Когда они насладились едой и питьем, божественная Калипсо сказала:

— Итак, ты решил, изобретательный Одиссей, сын Лаэрта, любимец Зевса, воротиться на родину, в любимую Итаку? Что ж, желаю тебе удачи. Но если бы ты представлял, сколько несчастий тебе суждено перенести по пути в родную землю, ты бы остался здесь, рядом со мной и принял бы дар бессмертия, несмотря на тоску по этой женщине, по своей жене, о которой ты все время думаешь. Я ей точно не уступаю, ни лицом, ни фигурой, да и какая смертная может соперничать с богиней по красе и манере держаться!

Многоопытный Одиссей ответил:

— Моя богиня и королева, не гневайся. Мне ли не знать, что лицом и статью моя разумная Пенелопа не может с тобою тягаться. Она же смертная, а на твоей стороне бессмертие и вечная юность. И все же меня тянет домой, тянет увидеть счастливый день своего возвращения. Эта мечта не проходит. А если вышние силы сокрушат меня в темно-винном море, мое сердце закалено страданиями, и это я тоже перенесу. Будь что будет — я перенес много бед и мук на войне и в штормовых морях. Одной бедой больше, или меньше — кто считает?

Солнце село и опустилась мгла. Они ушли в дальний конец пещеры и всю ночь наслаждались любовью в объятиях друг друга.

Как только появилась свежая розовоперстая Заря, Одиссей облачился в тунику и плащ, а Калипсо накинула длинную серебристую мантию тонкой ткани, подпоясалась роскошным золотым поясом и накрыла голову покрывалом. Затем она занялась подготовкой к отплытию благородного Одиссея.

Она дала ему большой бронзовый топор, с заточенным двусторонним лезвием, крепко насаженным на гнутое топорище оливкового дерева, точно ему по руке. Она вручила ему тесло и провела на край острова, где высились ольха, и черные тополя, и дооблачные сосны. Старые деревья давно засохли на корню и обеспечивали хорошую плавучесть. Показав ему, где стояли самые высокие деревья, прекрасная богиня ушла в свой грот, а Одиссей принялся рубить корабельный лес. Он быстро свалил двадцать деревьев, и обрубил сучья и ветви, и обтесал стволы и острогал их по шнуру.

Прекрасная богиня вернулась и принесла ему бурав, и он просверлил стволы, плотно подогнал друг к другу и прочно соединил, вогнав деревянные шипы в бревна и связав воедино. По ширине его плашкоут не уступал широкодонному корпусу торгового корабля, срубленному мастером-корабелом. Он сколотил палубу, прикрепив ее к частому шпангоуту. Гнутые плотно прилегающие ребра он соединил длинным ширстреком, а по бортам поставил стойки, соединив их планширем. Плашкоут он оснастил мачтой и реей, а на корме установил рулевое весло, чтобы держать курс. Для защиты от бурных волн он окружил судно от носа до кормы плетеной ивовой лозой и прикрепил к пиллерсам. Калипсо принесла ему парусины, и он сшил себе крепкий парус. Затем он разобрал концы, закрепил брасы, фалы и шкоты паруса, и спустил плот на катках в воды безмятежного моря.

К вечеру четвертого дня он завершил свою работу, а на пятый день прекрасная Калипсо проводила его в путь, искупав в бане и облачив в благоуханные одежды. Она доставила на борт два меха, один с темным вином, а другой, побольше, с водой, и еще кожаный мешок с хлебом и лакомствами. Она вызвала теплый попутный ветер, и Одиссей с легким сердцем поставил парус и сел у кормового весла, чтобы держать плот верным курсом. Он не смыкал глаз, неусыпно следя за Плеядами, или за поздно заходящим Арктуром или за Большой Медведицей, бдительно караулящей охотника Ориона. Это созвездие, иногда именуемое Колесницей, никогда не купается в потоке Океана. Как подсказала ему мудрая богиня Калипсо, оно должно было оставаться слева по курсу во время его плавания по открытому морю. Семнадцать дней он держал курс, а на восемнадцатый день он увидел на горизонте темные горы страны феакийцев. Остров лежал, как щит, на поверхности туманного моря.