Юрий Софиев - Вечный юноша

Читаю «Воспоминания Аполлона Григорьева и воспоминания о нем». Замечательная книга! К стыду моему, Ап. Григорьева знаю очень плохо.

***

«Выглядеть — иметь тот или иной вид. Хорошо в.» (Словарь русского языка Ожегова).

Это слово всегда вызывало у меня какое-то странное ощущение, ассоциируясь с еврейским жаргоном: «Как Ви выглядываете?»

Д.С. Мережковский вообще отрицал его. Георгий Адамович при этом пожимал плечами.

Справка: германизм «выглядит» (sieht aus) вошел в русский язык и литературу только в середине XIX века и получил начало от петербургских немцев.

***

А. Блок.

Ущелье в горах Киргизского Алатау, 1957 г.

***

Е.

Январь 1962 г.

(Эти стихи, вероятно, посвящены Елене Лютц, в дальнейшем посвящение было почему-то и стихи печатались без него — Н.Ч.).

6.

18/ II 62 г.

Из письма Виктору (Мамченко, в Париж — Н.Ч.)

… Вообще как-то загрустил я в последнее время с литературными делами моими. Стал собирать свои стихи. Кое-что начисто забыл, ну, а то, что переписал в тетради — обречено лежать под спудом и бесследно исчезнуть со мной вместе или тотчас же после меня.

Без следа! Без надежды на отклик и встречу.

Помнишь рассказ Андреева (Леонида) о писателе, умирающем от расширения сердца и о его книге, которая пошла на обертку селедок. Но, ведь, она все-таки прошла через типографский станок! Я плачу за свою беспечность. Все не хотел спешить, не хотел торопиться. Успею, мол! Ты умнее и счастливее меня — у тебя 5 книг!

А мне, ведь, и читать-то некому. Просить, никто не проект, а сам никогда не навязывался.

Часто возвращаются ко мне виденные мною «видения мира».

И еще

***

***

Все это конкретные образы навсегда, живые и запечатленные в памяти. В частности это — Chatelu renard (?). Эти видения милой Франции на всю жизнь заполнили душу, но все же не вытеснили из нее целый сонм и других видений.

И вот последнее, самое короткое мое стихотворение:

Иногда, и часто очень, гложет сомнение — и впрямь — все написанное ничего не стоящая чепуха, никакая жизнь в них не отражена.

Но вот на днях в руки попались сборники наших алма-атинских столпов — Кривощекова, Снегина. Товарищи не только признанные, но и руководящие — у кормила и в Союзе писателей, и в редакции «Простора». После чтения подумалось: у простачка, естественно, все легко и просто. Но через какую глубину и сложность должен пройти подлинный поэт, чтобы выстрадать и заслужить право на подлинную, глубинную, прозрачную простоту.

Кто же из них тронут вечностью? Кому нужна вся эта жалкая белиберда?

И чтобы проверить себя, снял с полки Блока, Ахматову, Тютчева, Лермонтова, Багрицкого, Светлова, Анненского и между прочим Тебя.

И сказал: нет, брат, врешь! Не обманешь! Поэзия есть поэзия и она нужна человеку, как воздух.

А Кривощекова и Снегина и иже с ними, имя им легион — извините!

Вероятно, глубокое мое несчастье, при всей моей страшной неуемной жадности к жизни, к современности, скажу без жеманства, с моей верой в добро, в доброту, в человека (ух, как это трудно!) и его будущее, с моей настырной жаждой человечности — не умею я публицистически (с маху) реагировать на жизнь, на современность. Ничего не выходит, хотя очень чувствую — извини за высокий стиль — величавую и трагическую (очень, очень) поступь наших дней. И, вероятно (дай Бог), никогда не преодолею отвращения к казенным словам и к скользкой полуправде. Вот почему мне всегда казалось, что искусство, чтобы быть подлинным искусством, должно быть предельно правдивым, честным и искренним. Точнее — таким должен быть художник.

Ну, и как аксиома — свободным от всяких нянек.