Ирина Одоевцева - «…Я не имею отношения к Серебряному веку…»: Письма И.В. Одоевцевой В.Ф. Маркову (1956-1975)

Ознакомившись с «Опытами», Струве написал Маркову 15 июня 1956 г.: «Я прочел ту статью, которую Вам инкриминировал Вишняк, и нашел, что “не так страшен черт, как его малютки” — не так уже велик Ваш грех. <���… > У Вас мне не понравились “афоризмы” в конце статьи — они какие-то дешевые и Вас недостойные. Но все-таки это не значит, что Вы должны замолчать, как Вы пишете в письме, которое я нашел здесь» (Собрание Жоржа Шерона).

17 июня 1956 г. Ю.П. Иваск сообщил Маркову о развитии сюжета: «10-го было собрание “Опытов”. Что там творилось… Сперва о Вас. Разговоров было много. Все признали, что Марков талантлив, но два часа обсуждали Вашу оплеуху и один час пенис Поплавского. <���… > На меня большое впечатление произвел Вишняк — еще недавно был он моложавый самодовольный адвокат-социалист, а тут он явился рыдающим Иеремией. Я постарался его успокоить. Что делать — Чернышевский для него святой, как Никола для бабы. Это вера. Ульянов и Коряков сказали, что Ваши заметки не на художественной высоте, но вместе с Завалишиным отмежевались решительно от Чернышевского и Вишняка. Но Варшавский и я, мы поняли Марка Веньяминовича, и я с ним еще долго беседовал по телефону. Ваша оплеуха по сути и по контексту добродушна. Но теперь я вижу, что надо было и оплеуху, и пенис (Поплавского) опустить, чтобы не дразнить гусей. Кое-кто грозил почтенной доброй издательнице и мне американской тюрьмой! <���…> Уравновешенный Карпович говорил как всегда хорошо и умеренно, хотя и был против оплеухи. Между прочим, Завалишин сказал, что Аронсон импотент, и я, как председатель, его остановил. <���…> Не принимайте всего этого так горячо. Адамович Вас ценит. Вишняка мы успокоим. Таланты Ваши признаны» (Собрание Жоржа Шерона).

22 июня 1956 г. Марков пересказал Струве письмо Иваска, добавив: «С Вишняком у нас полный мир. Я написал ему “милое” письмо, в котором не настаивал на том, что мои заметки “шедевр”, называл их “скверными” (что в конце концов и недалеко от истины) — и это его обезоружило» (Hoover. Gleb Struve Papers. Box 105. Folder 9). Струве в свою очередь сообщил Маркову из Лондона 24 июня 1956 г.: «Вчера получил письмо от Вишняка. Он пишет, что, подобно тому как они несколько месяцев “жили под знаком” или “в эпоху” Варшавского, так целая неделя прошла у них “под знаком” В. Маркова. Описывает вкратце собрание, посвященное “Опытам”, на котором он выступал против Вас (и Карпович тоже)» (Собрание Жоржа Шерона). В полемику с Марковым вступил и В.В. Вейдле в статье «О спорном и бесспорном», обратив внимание на его высказывания об «отцах и детях в эмиграции»: «О поколениях в этой статье рассуждает он, как мне кажется, совсем неправильно. <���…>…В том-то и беда, что никакой борьбы литературных поколений нив России, нив эмиграции не происходит. Когда Марков полемизирует — с Г.В. Адамовичем, например, — он ищет точку опоры не в несуществующих литературных позициях своего поколения, а либо в своих частных взглядах, либо в литературных позициях одной из частей того поколения, к другой части которого принадлежит и сам Адамович. Когда же Марков пишет о “поколении отцов”, что оно, “зачитываясь Михайловским и Марксом, не имело времени читать Еврипида и Расина”, он забывает, что писатели у нас, даже и в конце прошлого века, вовсе не так уж усердствовали по части Маркса и Михайловского, тогда как тот же Анненский, например, Еврипида, во всяком случае, читал, да и Расина тоже, чего я не решусь утверждать ни о Хлебникове, ни о Маяковском, ни о многих из тех, кому они годились бы в отцы. Дело тут не в поколениях; дело в том, что в эмиграции, именно вследствие неустроенности, да и относительной бедности ее литературной жизни, постоянно велись и ведутся споры не о спорном, не о том, что заслуживало бы спора, а о бесспорном» (Опыты. 1956. № 7. С. 42–43).

Георгий Иванов, прочитавший № 6 «Опытов» с большим опозданием, ободрил Маркова в письме от 6 октября 1957 г.: «Обмолвка о Чернышевском “роскошь” сама по себе — недаром она так искренно возмутила всех Вишняков эмиграции» (Georgij Ivanov / Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955–1958 / Mit einer Einl. hrsg. von H. Rothe. Koln; Weimar; Wien: Bohlau Verl., 1994. S. 79).

В своей статье «О спорном и бесспорном» Вейдле посвятил Маркову большой и уважительный пассаж, начинавшийся словами: «Самым талантливым в эмиграции среди наиболее (но все же относительно) молодых представляется мне В.Ф. Марков» (Опыты. 1956. № 7. С. 42).

О значении для литературной репутации критических отзывов парижан, и в частности Адамовича, Иваск писал Маркову еще 31 августа 1950 г.: «Париж же до сих пор остается столицей эмигрантской литературы <���…> там вкус. Главное же — там еще и чуткость: и не только у Адамовича. <���…> И Вы, и Моршен, конечно, начнетесь после парижского признания. Разве это так обидно?» (Собрание Жоржа Шерона). Однако отзывы Адамовича о Маркове были далеко не такими же однозначными, как у Вейдле. Двусмысленные полушпильки-полукомплименты, для Адамовича естественные, Маркова очень сильно задели.

Об отзывах Адамовича на книги Маркова:

Рецензируя № 4 «Опытов», Адамович отозвался о поэме Маркова весьма амбивалентно: «Поэма Маркова — вещь сама по себе для “Опытов” не столь характерная, но достойная того, чтобы на ней остановиться. В ней есть кое-что от Хлебникова и довольно много от Агнивцева или другого поставщика стихотворных лубков. Дисгармония стилей мучительна, а все-таки настоящее дарование дает себя знать повсюду, даже и в срывах. Так сквозь неудавшийся снимок догадываешься иногда о прелести отраженного в нем лица: смотришь, морщишься и любуешься» (Адамович Г. Несколько слов о журнале «Опыты» // Новое русское слово. 1955.19 июня. № 15758. С. 8).

Адамович писал о поэме в обзоре: «Есть в его “Гурилевских романсах” что-то несомненно “свое”, бесспорно подлинное, еще неясное, то вспыхивающее, то гаснущее, но явно отвечающее тому, что отличает поэта от рядового стихотворца. Стихи мало отчетливые <���…> сплошной туман. Марево, а то даже и сон: где кончается реальность, где начинается видение, — проследить не легко. Но это стихи не выдуманные, а как будто сами собой возникшие, и это-то в них и прельщает. Это-то и внушает надежду, что Марков в нашей поэзии — не “гость случайный”, а человек, который должен бы оставить в ней какой-то след» (Адамович Г. Новые голоса // Новое русское слово. 1954.6 июня. № 15380. С. 8).

Отзывы Адамовича казались Маркову весьма двусмысленными. Рецензируя № 4 журнала «Опыты», Адамович откликнулся на поэму Маркова так, что тот не знал, радоваться или обижаться. Год спустя, рецензируя № 6 «Опытов», Адамович отозвался еще резче: «“Заметки на полях” В. Маркова меня озадачили. Из авторов, появившихся в нашей печати после войны, это один из тех, с которым связаны большие надежды. Но до чего он боек, небрежно поверхностен, многословен, с налетом “легкости в мыслях необыкновенной”! В его коротеньких заметках кое-что остроумно. Удивляет, однако, самая мысль эти заметки представить на суд читателей: это — будто крохи с некоего роскошного стола. А в данном случае ни какого стола еще нет» (Новое русское слово. 1956. 3 июня. № 15681. С. 8). Еще откровеннее Адамович отзывался о Маркове в письмах друзьям. См., напр., письмо 34 в разделе: «Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г.В. Адамовича И.В. Одоевцевой и Г.В. Иванову (1955–1958)».