Эммануил Райс - «Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978)

Ту же работу я пытаюсь провести и в труде, над которым сижу сейчас и который тоже, увы, пишется по-французски [15] Неясно, какая работа имеется в виду, возможно, еще одна антология, для которой Райс сделал несколько переводов и написал примечания к ним: Anthologie de l’amour sublime/ Par В. Peret. Paris: Albin Michel, 1956. .

До Вас все тут переоценки ценностей боялись — заботясь главным образом о неприкосновенности кумиров. И в этом отношении я как нельзя более рад Вам — ибо для переоценки важно проверять свои собственные суждения, могущие оказаться однобокими.

С нетерпением жду Вашего ответа.

Искренне Вам преданный

Эммануил Матусович Райс

<���март 1955 г.> [16] Датируется по содержанию. Упомянутый в письме как готовящийся № 4 «Опытов» вышел в апреле 1955 г. На свое предыдущее письмо от 17 февраля 1955 г. Райс успел получить ответ от Маркова и отвечал ему, скорее всего, в марте.

Дорогой Владимир Федорович.

На этот раз, конечно, я охотно осведомлю Вас о том, что Вас интересует и что знаю, но и в свою очередь попрошу Вас осведомить меня о вещах, которые, вижу, Вы знаете лучше моего.

В Вашей последней статье о футуризме в «Н<���овом> ж<���урнале>» вы говорите о молодом советском поэте Викторе Урине [17] Выпускник Литературного института, бывший фронтовик Виктор Аркадьевич Урин (1924–2004) к тому времени успел опубликовать сборник стихов «Весна победителей» (1948), а также поэмы «Трасса юности» (1949) и «Счастью навстречу» (1953). Его именем Марков закончил список поэтов, испытавших влияние футуризма: «Ни один крупный поэт (кроме, может быть, Ахматовой) так или иначе футуризма не избежал и в той или иной мере отдал ему дань. Если сюда прибавить <���… > немалое число поэтов второго и третьего разряда, от Кирсанова до молодого малоизвестного послевоенного поэта Виктора Урина, то картина получится еще более полная» (Марков В. Мысли о русском футуризме//Новый журнал. 1954. № 38. С. 179–180). . Стихи его, к сожалению, Парижа не достигли. Поэтому я хотел бы Вас попросить указать, где и в каких сов<���етских> журналах последнего времени можно найти его стихи.

Если же они вышли в форме книжки, то не будет ли с моей стороны злоупотреблением Вашей любезностью просьба переписать для меня одно-два стихотворения из наиболее, по-Вашему, замечательных.

За это время мне попалась антология новой советской поэзии, составленная в СССР [18] Вероятно, речь идет об издании: Русская советская поэзия / Сост. Л. Белов, Н. Сидоренко. М.: ГИХЛ, 1954. . Как она ни лицеприятна, как ее составители ни осторожны — она обратила мое внимание на ряд молодых советских поэтов, несомненно очень одаренных. Самые интересные среди них, по-моему (в пределах показанного в этой антологии), следующие: Асадов, Бауков, Ваншенкин, Владимир Замятин, Осип Колычев, Марк Лисянский, Матусовский, Межиров, Осин, Сидоренко, Сергей Смирнов, Марк Соболь, Вадим Стрельченко, Черноморцев и Шубин [19] Из длинного списка заинтересовавших Райса имен наибольшую известность получили Эдуард Аркадьевич Асадов (1923–2004), Константин Яковлевич Ваншенкин (р. 1925), Семен Петрович Гудзенко (1922–1953), Михаил Александрович Дудин (1916–1994), Марк Самойлович Лисянский (1913–1993), Леонид Николаевич Мартынов (1905–1980), Михаил Львович Матусовский (1915–1990), Александр Петрович Межиров (1923–2009). Остальные упомянутые им поэты не столь популярны: Иван Петрович Бауков (1909–1997), Владимир Дмитриевич Замятин (1915–1952), Александр Александрович Коваленков (1911–1971), Осип Яковлевич Колычев (1904–1973), Дмитрий Дмитриевич Осин (1906–1983), Николай Николаевич Сидоренко (1905–1981), Сергей Васильевич Смирнов (1913–1993), Марк Андреевич Соболь (1918–1999), Вадим Константинович Стрельченко (1912–1942), Лев Николаевич Черноморцев (1903–1974), Павел Николаевич Шубин (1914–1951). . Урин тоже представлен в ней одним стихотворением, но неинтересным. Я не упомянул о лицах более известных, как Коваленков, Мартынов, Дудин или Гудзенко, думая, что и Вы их знаете. В книге еще много других поэтов, но судить об их достоинстве трудно, ибо они представлены стихами о Сталине и проч. Я все-таки старался быть очень беспристрастным, и в числе тех, на кого я Вам указал, есть и такие, идеи которых для меня отвратны. Но если ткань стиха живая, то я интересуюсь и ими.

Все это мне кажется важным потому, что мы находимся, м. б., перед возможным расцветом русской поэзии в СССР. Несколько раз ее обезглавили. Каждая чистка, вместе с тем, сужала донельзя и без того тесные рамки творческих возможностей. Но вот, после последней чистки (ждановской), которая мне казалась смертельной — снова живые зеленые побеги, сумевшие пробиться в щели даже ждановского гранита. Как не порадоваться?

И если бы Бог дал, чтобы новая чистка повременила еще лет 10 (потом будет видно) — то русская поэзия, по-видимому, может надеяться на новый, пусть ограниченный расцвет.

Поэтому, если Вы заметили интересных новых поэтов, ускользнувших от моего внимания — искренне Вам буду благодарен, если Вы мне на них укажете.

Хотелось бы вернуться к Вашей статье о футуристах. Если я Вас правильно понял, футуризм для Вас некое «свойство» русской поэзии (а м. б., и не только русской) вообще — некая устремленность к смелой живой и яркой образности при смелости обращения с наличными словарем и синтаксисом.

Если так, то могут слыть футуристами также и многие поэты прошлого: Державин, Ширинский-Шихматов, Семен Бобров, поздний Батюшков, Языков, Бенедиктов, Случевский, «вздорная» поэзия А.К. Толстого и Вл. Соловьева. Все это близко к тому, что я называю традицией барокко в русской литературе (Аввакум, Ванька Каин, Гоголь, Лесков, Белый, Ремизов, Замятин, Леонов…), противостоящей традиции классической (Пушкин, проза Лермонтова, Толстой, Леонтьев, Чехов, Бунин, Паустовский…), которую я ощущаю менее русской, но, м. б., только лично от меня более далекой. Розанов соответствовал бы барокко-футуризму, Бердяев и Шестов — классицизму.

Вообще же эта Ваша новая статья вносит в русскую литературу очень полезную возбуждающую ноту, и, мне кажется, из всего Вами до сих пор написанного (из дошедшего до меня) возникает некая картина Вашей личности и миросозерцания, которое сможет служить исходной точкой для дальнейшего контакта.

По моему ощущению, точки соприкосновения есть, полного же единомыслия — не знаю, стоит ли и желать. Ведь тогда живой обмен мыслей был бы невозможен. Для меня у Вас ценно не единомыслие как таковое, а Ваша личность, в том, что в ней есть специфического, единственного, на меня не похожего. Вообще, мне кажется полезным не единомыслие, а возможность договориться, способность понять друг друга. Ведь в жизни часто бывает, что люди не способны понять друг друга, начиная с самых основных исходных точек. Или же, если они видят, что пути и цели их различны. Напр<���имер>, мне было бы совершенно невозможно общаться с человеком, для которого, напр<���имер>, поэзия и литература вообще — глупости и «непонятное», а цель — благоустроение квартир по дешевым ценам или ускорение процесса сварки синтетического каучука.