Николай Эрдман - Письма: Николай Эрдман. Ангелина Степанова, 1928-1935 гг.[с комментариями и предисловием Виталия Вульфа]

Все эти дни перевертывал с боку на бок сюжет своей пьесы. Сегодня поставил его на ноги (кажется, придумал конец). Надеюсь к первому приделать к нему голову и пустить в жизнь. Как было на «Баядерке»? Как идут дела с новым шофером — не завез ли он Тебя в тупик? Как Елочка? Как Ты, моя худенькая? Здорова ли? Скоро ли новоселье? Что нового разучиваешь для концертов? Не сиди дома, счастье мое, ходи «в люди». Еще раз спасибо Тебе за все. Целую. Николай.

P.S. Прошла ли где-нибудь «Ложь»? Всем привет.

Москва,

проезд Художественного театра.

Художественный театр Союза ССР им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

3 декабря 1933 г.

Не писал Тебе несколько дней, потому что подготовлял убийство. Вчера я зарезал свою пьесу. О покойниках говорят хорошо или вообще не говорят. Не будем же о ней говорить — для нее это будет самое хорошее, и для меня тоже. Все Твои открытки я получил. Я их разложил по числам и читаю как роман с продолжением. Проклятый снег, наверное, опять задержал где-нибудь почту — уже три дня город сидит без писем. Хозяин ставит радио, говорит, что иногда бывает слышно Москву. Если в Енисейске прозвучит Твой голос, даю слово, всю свою остальную жизнь работать для Радиоцентра.

Переехала ли Ты, моя строительница? Кто пил за Твое счастье на Твоем новоселье? Я не могу с Тобой чокнуться даже издали — вина здесь нет. Целую Тебя, моя ненаглядная, будь счастлива. Николай.

P.S. Обнимаю Елочку. От Володи ничего нет.

Москва,

проезд Художественного театра,

Художественный театр Союза ССР им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

12 декабря 33 г.

Конечно, я не утерпел и открыл посылку, как только принес домой. Я писал Тебе, что не буду ее трогать до 19-го, но это оказалось низкопробным хвастовством. Умудренный сладким опытом, я знал, что если в посылке есть папиросы, то в папиросах таится какая-нибудь неожиданность. Сознаюсь, я даже знал какая — маленькая записочка с ласковым словом в начале и с поцелуем в конце. Когда я отодрал деревянную крышку и на меня взглянула «зарвавшаяся кокетка», я еще раз понял, что Енисейск — город сюрпризов.

Целую Тебя, волшебница.

Теперь поговорим серьезно, как хозяйка с хозяйкой. Я пробовал на Тебя кричать — не помогло, попробую подействовать на Тебя лаской. Милая, хорошая, нежная, чудесная, тоненькая, замечательная, внимательная, длинноногая, трогательная, красивая, пятое-десятое — не нужно больше посылок. Ты переезжаешь, Тебе нужны деньги и гораздо больше, чем их удается достать, а Ты посылаешь мне свои «концерты», как будто я здесь умираю с голоду. Ты хочешь возразить, но не можешь, потому что в этот момент я Тебя целую.

12 декабря 33 г.

Совсем не понимаю, что с Мишей? Миша был у нас редким и скромным гостем, но в нашем хозяйстве он не участвовал. Своего хозяйства у него тоже не было. Если с ним что-нибудь случится, это будет очень большой и очень горькой несправедливостью.

Получил письмо от Мейерхольдов. Зин. Ник. пишет, что Афиногенов взял по собственному почину свою пьесу обратно у всех театров. Мне, как и ей, в это плохо верится. Что это за трюк? Если он имеет успех — напиши, пожалуйста, от моего имени письмо во все театры, что я отказываюсь от постановки «Самоубийцы».

Открытки Твои приходят, обгоняя на несколько дней письма. Сегодня пришли от 1-го и 30-го. Как я Тебе благодарен за них, радость моя. Пресса о «Достигаеве» несколько расходится с тем, что Ты мне написала. Посмотришь — напиши. Сегодня ко мне заходил человек и просил завтра в 12 часов быть в Севполярлесе. Завтра напишу, что это значит. Это первый визит за все мое пребывание в Енисейске. Целую Тебя, родная.

Николай.

12 декабря

Вчера ездила на халтуру, вернулась поздно. Сегодня утром свободна, только вечером играю. Поэтому встала поздно, сейчас первый час, а я еще в халате. Мама трогательно старается меня раскормить, для меня готовятся всякие вкусные вещи. Отец поправляется, все как будто обошлось. Я по-прежнему сплошь работаю, если не играю в театре, то халтурю или концертирую. Ничего нового для концертов у меня нет, читаю все старые вещи. Пока не сдам «Булычева», ничего нового не буду делать. В театре опять решено вытащить «Мольера», причем заглавную роль предложено делать Станицыну. Я очень довольна, потому что с Москвиным у меня не очень ладилось. Москвин взял дублерство «Булычева». Шурка у него Бендина, так что я никакого отношения к нему не имею и репетирую только с Леонидовым. Пожалуйста, не сердись за посылки. Я оказалась очень работоспособной, и денег у меня достаточно и на себя, и на родных, и на квартиру. Ты знаешь, как радостно мне было всегда слать тебе подарки, а сейчас, когда жизнь устроила так, что особенно чувствую беспомощность своей любви, свою бесправность по отношению к тебе, — будь милосердным. Обещай мне дать возможность заботиться о тебе. Володя служит, получает паек, греется у печки. Дошло ли его письмо до тебя? С Наташей стало трудней общаться, у меня еще нет телефона, и добиться, чтобы его поставили, очень трудно. В сирени, подаренной мне, я нашла пятиконечный цветок и загадала желание: быть с тобой, счастье мое. Целую тебя, единственный, думаю и мечтаю о тебе.

Лина.

Москва,

проезд Художественного театра,

Художественный театр Союза ССР им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

Встаю в 7. Ложусь в 11. Лежу в темноте с открытыми глазами и мучительно долго не могу заснуть. Стараюсь думать о работе и думаю о Тебе. У меня нет от Тебя ни одной строчки, но со мной Твой портсигар, и каждый раз, перед тем как вынуть новую папиросу, я читаю надпись над деревом. Я выкуриваю в день пятьдесят папирос. Скоро Новый год. Я не знаю счастья, я не знаю, есть ли у меня право желать счастья Тебе, но если даже тень его сможет промелькнуть по Твоему лицу, когда Ты подумаешь обо мне, она будет для меня самым огромным счастьем в жизни. Целую тебя, Линуша.

Николай.

Москва,

проезд Художественного театра,

Художественный театр Союза ССР им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

19 дек. 33 г.

На последней открытке проклятая почта поставила такой жирный штемпель, что я еле-еле сумел разобрать Твои поцелуи. Не говори Бабелю, но после Твоих открыток я стал к нему относиться с меньшим восторгом. Самый большой мастер самых коротеньких рассказов — это, конечно, Ты, моя длинноногая. Быть внимательным другом, исполнительным секретарем, заботливой нянькой, любящей женщиной, в каждой из этих ролей оставаться Пинчиком, рассказать о себе, о других, о театре, о Москве, выполнить поручения, ответить на все вопросы, задать свои, послать тысячу поцелуев — и все это на крохотном листке бумаги, — пусть этот старый еврей умудрится сделать что-нибудь подобное. Спасибо Тебе за нежность, за ласку, которыми Ты меня одариваешь каждый день. Целую Тебя. Николай.