Георгий Адамович - «…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)

Думаю, что многого в «Ж<���иви> к<���ак> хоч<���ешь>» не понял, не могло быть иначе. Вы писали Вашу книгу года два, едва ли меньше, я читал ее десять дней — и наверно многое прошло для меня незамеченным. Я об этом не написал в статье, но только потому, что такие признания обыкновенно подхватываются теми, кто рад на чужой счет поиронизировать.

Мне все хотелось — и не удавалось — объяснить «смысл» романа и его названия, т. е. «что автор хотел сказать». А потом я вспомнил слова Толстого (из предисловия к Поленцу [215] Поленц (Polenz) Вильгельм фон (1861–1903) — немецкий писатель. Роман «Крестьянин» (1895) привлек внимание Л.Н. Толстого, который написал предисловие к русскому изданию 1902 г. ):

«Если смысл художеств<���енного> произведения можно выразить своими словами, незачем было писать художественное произведение» (кажется, нет «своими») [216] В «Предисловии к роману В. фон Поленца “Крестьянин”» Л.Н. Толстого слова «своими» действительно нет: «Если смысл художественного произведения может быть выражен словами, то незачем было и писать мнимо-художественное произведение» (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1952. Т. 34. С. 52о). .

И это, конечно, верно, — и, значит, хорошо, что мне не удалось объяснить ничего, кроме общего тона и склада (м. б., это тоже не удалось, не знаю, но то наверно было бы искажением).

А вообще-то Ваш роман втягивает в себя, как в живой, незнакомый мир. Удивительно при этом то, что люди Ваши вовсе не очень привлекательны — а расстаться с ними трудно. Какой-то круговой порукой они связаны со всеми людьми, разгадка, вероятно, в этом. Мне милее всех из Ваших людей Сильвия, жена Пемброка, о которой сказано у Вас два слова, но которая наверно похожа на Там<���ару> Матвеевну Кременецкую, образ чудный, вроде пушкинской капитанши Мироновой. И еще — эта несчастная «ведьма», которую сожгли: есть что-то в ней tres poignant [217] очень трогательное (фр.). . Вы, наверно, подумаете, что я пишу Вам вздор.

Пожалуй! Я сел писать с желанием что-то сказать, а чувствую только какое-то смущение и волнение от прочитанного, как, м. б., и должно быть. Cest tres triste en somme, mais on ne dirait pas — en quittant votre univers — que le monde soit irreme-diablement perdu [218] Все это очень грустно, но, покидая этот мир, я бы не сказал, что он безвозвратно потерян (фр.). .

Я вспомнил Герцена в статье [219] Адамович писал в статье: «Я читал роман Алданова — и вспоминал Герцена, не легко в двух словах объяснить почему. Есть что-то поздне-герценовское, печально-прозорливое, почти — но все-таки не совсем — безнадежное во внутреннем складе романа, с его обращенностью к будущему и будто сжимающимся за судьбу этого будущего сердцем. Есть то, что заставило Герцена говорить о жизни как о “вихре случайностей”, после того как были в его сознании сметены и разбиты все навеянные Гегелем надежды на неотвратимо-осмысленный ход истории» (Адамович Г. «Живи как хочешь» (Новый роман М.А. Алданова). С. 8). , и все больше думаю, что у Вас с ним много общего. Вообще, замечательно то, что, читая теперешние русские книги — даже Бунина, — не вспоминаешь из прошлого решительно ничего. А у Вас наш grand siecle [220] великий век (фр.). — продолжается, со многими темами его. Простите, Марк Александрович, весь этот болтливый туман. Письма надо бы писать толково, на французский лад, а я будто сижу в cafe Mozart, да и то вместо кофе выпил коньяку.

Ваш Г.А.

Дорогой Георгий Викторович.

Ваше письмо и очень тронуло меня, и даже несколько взволновало. От души Вас благодарю.

Я не послал Вам экземпляра «Живи как хочешь» по следующей причине. Месяца полтора тому назад Столкинд [221] Столкинд Абрам Яковлевич (?-1964) — юрист, журналист, общественный деятель, меценат. До революции сотрудник «Русского слова», в 1908 г. корреспондент в Государственной думе. После революции в эмиграции в США, сотрудник «Нового русского слова», председатель Литературного фонда, миллионер. В 1943 г. по состоянию здоровья поселился на юге Франции (Канны, Ницца), где был широко известен своей благотворительной деятельностью. Награжден орденом Почетного легиона (1954). показал мне письмо, полученное им от Г. Света [222] Свет Гершон (Герман) Маркович (1893–1968) — журналист, общественный деятель. После революции в эмиграции в Берлине, с 1933 г. в Париже, с 1934 г. в Палестине, корреспондент «Нового русского слова» и «Форвертс», с 1948 г. в Нью-Йорке, редактор газеты «Ауфбау». , сотрудника «Н<���ового> р<���усского> слова». Свет писал ему и просил сообщить мне, что он предложил Вейнбауму написать о моем романе. Вейнбаум ответил, что отзыв даст Адамович. Надеюсь, вы мне поверите: я ни одного слова не писал «Н<���овому> р<���усскому> слову» (ни другим изданиям), что прошу поручить рецензию такому-то. Но, разумеется, был чрезвычайно рад тому, что они просили о рецензии именно Вас. Ваше мнение для меня чрезвычайно важно, — Вы это знаете давно. Если б я после письма Света послал Вам книгу, то это было бы «каптацио беневоленциэ» [223] От лат: captatio benevolentiae — снискание расположения. .

Не знаю, конечно, что Вы написали. Если то, что пишете в письме, то как же мне этому не радоваться? Ничто не может быть более лестно, чем сравнение с Герценом, в какой бы форме оно ни было сделано. Столь же лестны и Ваши слова о продолжении «гран сиекль» [224] См. примеч. 9 к предыдущему письму. .

Я над романом работал даже не два, а три года. Вы говорите, что потратили на его чтение десять дней, этого больше чем достаточно. У американских критиков, даже у самого известного из них, Орвиля Прескотта [225] Прескотт (Prescott) Орвилл (1907–1996) — американский литературный критик, сотрудник «Ньюсвик», затем редактор «Кью», а в 1942–1966 гг. постоянный автор «Нью-Йорк таймс» (действительно публиковавший еженедельно три-четыре рецензии на протяжении многих лет). , пишущего четыре рецензии в неделю в «Нью-Йорк таймс», всегда есть один, очень много если два дня для рецензии о любой книге. Мой роман вышел по-английски 10 ноября, я уже получил с десяток рецензий от нью-йоркского бюро вырезок. Пока есть и очень лестные, и нелестные. Тот же Орвиль Прескотт начинает с совершенно незаслуженного мною комплимента, — будто я «без сравнения самый выдающийся из современных русских писателей» (!), — а затем разносит книгу. Невольно я себя спросил: если «самый выдающийся» так не знает своего дела, то что же сказать о других эмигрантских и советских писателях?! Пока его рецензия самая неблагосклонная из всех — и самая важная («Таймс»!). Вижу, что нововведение — «активизация» действующих лиц романа посредством перенесения их в гораздо более драматическую обстановку в пьесах, вставленных в роман, — ему очень не понравилось, — как не понравились пьесы и некоторым другим критикам. Боюсь, что книга успеха иметь не будет.