Георгий Адамович - «…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)

Относительно его рассказов я, к сожалению, все еще ничего не могу ответить. Главный редактор Карпович живет в Бостоне, приезжает сюда не часто и перегружен работой. Он был здесь на прошлой неделе и сказал мне, что еще не успел прочесть Ставрова.

Благодарю Вас за полученное мною в свое время письмо об Иванове. Разумеется, я на него (на Ваше письмо) не ссылался. Но одновременно с моим запросом, отправленным Вам, Зензинов запросил об Иванове Долгополова. Николай Саввич ответил совершенно определенно, да еще сослался на решение его Координационного комитета, постановившего не оказывать помощи Иванову. При таких условиях мы решительно ничего сделать не могли. Фонд не может подходить к делу «общественно» или «необщественно», хотя бы уже потому, что он себя здесь погубил бы: повторяю, по отношению к людям, сочувствовавшим немцам, русский Нью-Йорк совершенно пока непримирим (есть разница только в оттенках, — меня, например, причисляют к наименее непримиримым — на обе стороны). Что же нам было делать? Мы с Зензиновым написали Г. Иванову общее письмо (он писал и Владимиру Михайловичу): сказали всю правду, — фонд запросил своего официального представителя в Париже, д-ра Долгополова, и ввиду его отрицательного заключения ничего сделать не может. От себя посоветовали ему, Иванову, устроить суд чести (указали и желательных, по нашему мнению, кандидатов в «судьи»: Маклакова, Бунина, Нольде [42] Нольде Борис Эммануилович (1876–1948) — барон, юрист, общественно-политический деятель, до революции профессор Политехнического университета и Высших женских курсов в Петербурге, член партии кадетов, в 1917 г. помощник министра иностранных дел (П.Н. Милюкова). С 1919 г. в эмиграции в Финляндии, затем в Париже, декан Русского юридического факультета при Институте славяноведения, председатель Главного управления Российского Красного Креста. , Альперина, Тер-Погосяна [43] Тер-Погосян Михаил Матвеевич (1890–1967) — эсер, депутат Учредительного собрания. С 1919 г. в эмиграции в Берлине, сотрудник и редактор «Дней», с 1925 г. в Париже, член комитета Политического Красного Креста, после войны член правления (с 1958 г. председатель) общества «Быстрая помощь». Масон, мастер ложи «Объединенное братство». , Зеелера [44] Зеелер Владимир Феофилович (1874–1954) — общественно-политический деятель, журналист, юрист. С 1920 г. в эмиграции в Париже, один из руководителей Земгора, секретарь Союза русских адвокатов во Франции, один из организаторов (1921), затем генеральный секретарь парижского Союза русских писателей и журналистов, член редколлегии газеты «Русская мысль» (с 1947 г.). , еще кого-то). Разумеется, если бы суд чести признал, что по отношению к Иванову была допущена ошибка или несправедливость, мы, и я в частности, сделаем для него все возможное. Без этого и до этого не можем сделать ничего. Зная меня, Вы догадываетесь, как мне неприятно и тяжело было писать такое письмо. Но иначе мы поступать не можем. Я давно пишу в Париж, что пора бы Вам устроить суд чести из беспристрастных, спокойных и справедливых людей, который, хотя бы и без «приговоров» или «решений», просто установил бы фактическую сторону дела в каждом отдельном случае (ведь таких случаев и вообще немного). О моем письме к Вам и о Вашем ответе я, конечно, не писал ни слова.

Вы пишете: «…надо бы устроить торжественное чаепитие и в слезах и лобзаньях забыть общие грехи». Вероятно, этим дело и кончится. В Париже, быть может, это произойдет очень скоро. Нью-йоркцы год-другой подождут. Покойный Илья Исидорович, наверное, на это всех благословил бы. Но он — с христианской точки зрения, я хочу сказать, с евангельской. А Вы с какой? Я читал Вашу истинно блестящую статью во «Встречах» [45] Первый номер сборника открывался статьей Адамовича о возвращении к мирному времени: «Надо быть, как все. Но вдруг пронизывает мысль: как — после всего, что случилось? Пять лет тому назад я так же сидел, вот на таком же кожаном диване, и так же говорил с человеком, которого называл своим другом, о тех же стихах, том же Пушкине? А после этого его сожгли в печке? И я это знаю?» (Адамович Г Возвращение // Встреча. 1945. № 1. С. 2–3). «А его сожгли в печке». Да, сожгли. Все же устроим чаепитие и будем «лобызаться» с теми, кто сочувствовал людям, которые его сожгли в печке? Не люблю говорить и писать «пышно», — скажу все же, что для всевозможных духов Банко [46] Банко — персонаж пьесы Шекспира «Макбет», после того как был убит Макбетом, явился на пир в виде духа и занял место Макбета. такое чаепитие было бы весьма подходящим местом. Для Лулу Каннегисер, которую я очень, очень любил, для Юрия Фельзена, который меня терпеть не мог, для матери Марии, для многих, многих других. Нет, я еще подожду, — хотя меня, скажу еще раз, здесь считают слишком снисходительным и слишком равнодушным ко всему человеком. Мне пишут (НЕ Полонский, — кажется, у Вас считают, что во всем виноват Полонский, а пишут сюда из Парижа человек десять, если не больше), итак, мне один старик-публицист пишет о другом старике-писателе [47] Неустановленные лица. , будто он печатно выражал сожаление, что такой прекрасный памятник искусства, как Нотр-Дам, выстроен «в честь одной жидовочки». Это так хорошо, что даже и неправдоподобно. У меня со старым писателем были довольно добрые, хотя и отдаленные, отношения. Звать ли и его на торжественное чаепитие? Со всем тем, повторяю, оно наверное будет, и я против неизбежного не возражаю. Я только думаю, что не мешало бы немного повременить. И еще думаю, что для избежания тяжких несправедливостей (люди много перенесли, раздражены и не всегда беспристрастны) необходим суд чести из спокойных беспристрастных людей.

Сердечно благодарю Вас за добрые и незаслуженные слова в конце письма.

Если увидите Ставрова, скажите ему, пожалуйста, что мое письмо с отзывом о «Встречах» никак не предназначается для печати. Принять его просьбу о сотрудничестве я не могу. Занимаюсь только «Истоками» и из русских изданий печатаюсь только в «Новом журнале».

Простите длинное и бестолковое письмо, — как видите, о слоге я не заботился. Шлем Вам самый сердечный привет, самые лучшие пожелания. Вы скоро получите тяжелую продовольственную посылку. Но умоляю Вас, сообщите тотчас парижский адрес.

Разумеется, все это письмо совершенно конфиденциально, кроме его начала (о Ставрове).

12/II-46 39, rue Pascal Paris 13e

Дорогой Марк Александрович

Б.К. Зайцев передал мне посылку, присланную Вами для меня на его адрес. Не знаю, как Вас благодарить за память, за внимание, за доброе отношение. Но скажу еще раз, и поверьте, совершенно искренне: Ваше внимание меня смущает! Не заставляйте же меня больше, дорогой Марк Александрович, это смущение испытывать. Как все, что Вы прислали, здесь ни ценно, все же я человек одинокий, проживу и без этого. Пишу и чувствую, что звучит лицемерно. Но поверьте, лицемерия нет, а просто мне неловко принимать подарки. Я Вам глубоко признателен, и все же не могу от чувства этой неловкости избавиться. Но merci de tout coeur [48] Спасибо от всего сердца (фр.). . Когда Вы приезжаете? Слышал, что к концу весны? Верно ли это и надолго ли? На днях я получил (вернее, достал), «Новый ж<���урнал>», 9-я и 10-я книжки. Предыдущих я так и не видал. Но читал «Истоки» не отрываясь, хотя и поневоле сразу с середины. Увлекательны не факты, а то, что Вы говорите о людях — о Чернякове [49] Персонаж романа Алданова «Истоки», профессор-либерал. , например. Это типичный образец Вашей «жертвы», и скольким таким Черняковым, не плохим и не очень глупым, в сущности, людям, должно быть страшно с Вами встречаться. Когда-то я об этом с Вами говорил — по поводу Кременецкого [50] Кременецкий Семен Исидорович — персонаж романной трилогии Алданова «Ключ», «Бегство», «Пещера». Рецензируя номера «Современных записок», в которых печатались главы трилогии, Адамович несколько раз останавливался на образе Кременецкого, показавшемся ему чрезвычайно удачным: «Не перестаем мы удивляться Семену Исидоровичу Кременецкому, этому русскому мосье Омэ из “Мадам Бовари”, этому шедевру “типичности”! Когда-нибудь будут говорить “Кременецкий”, как теперь мы говорим “Обломов”» (Адамович Г По поводу «Пещеры» // Последние новости. 1936. 28 мая. № 5544. С. 2). — и Вы со мной как будто не соглашались. Но едва ли Вы были правы. Необыкновенно интересно у Вас, впрочем, все — в частности, о Ал<���ександре> II. Да и весь журнал хороший (кроме стихов, по-моему [51] В 9-м и 10-м номерах «Нового журнала» были опубликованы стихи Г. Голохвастова, Т. Остроумовой, В. Набокова и Т. Тимашевой. ). Вы меня когда-то в него приглашали. Если наши политические «расхождения» — более внешние и формальные, чем подлинные, вероятно — не являются для Вас препятствием, я все мечтаю написать большие воспоминания о доме Мережковских и о них самих [52] Адамович опубликовал немало статей, заметок и мемуарных фрагментов о Мережковских, но «больших воспоминаний» так и не написал. Подборку см.: «…А в книгах нет почти ничего»: (Г.В. Адамович о Д.С. Мережковском) / Предисл. и сост. О.А.Коростелева // Литературная учеба. 2008. № 2. Март — апрель. С. 163–190. Гораздо более полный вариант: URL: http://www.emigrantika.ru/publications/687-adammer . . При жизни З.Н. <���Гиппиус> я не мог бы этого сделать, как я ни был ей предан. А дом и атмосфера были все-таки unique au monde [53] Единственные в мире (фр.). , хотя и с множеством комического.