Анна Исакова - Мой Израиль

Непонятно, но факт. Необъяснимый, как остальные неувязки. Перечислить их все невозможно: у каждого события в жизни Переса есть двойное и тройное дно. Может быть, именно такая сложность жизнепроживания и не дает «баззу» окружить Переса защитным флером. Как тех же Рабина или Дана Бен-Амоца, вокруг которых «базз» стоял колом.

Эквивалента слову «базз» в русском языке я не нахожу. В английском это экстатическое восхищение кем-то или чем-то. «Базз» — еще и «слух» или «сплетня», но обязательно с оттенком ажиотажа. Впрочем, слово «сплетня» тут не совсем подходит.

«Бззз», — шумит пчела и любое возбужденное насекомое, производя жизненно важное для него действие. Специалисты по маркетингу ищут способы запланированно производить «базз» вокруг какой-либо идеи или предмета, которые требуется внедрить куда-либо, вызвав массовую истерию. Например, в преддверии появления нового образца сотового телефона или очередного тома «Гарри Поттера». Но «базз» не обязательно рукотворен. Все крупные научные открытия начинались с легкого «базза», становившегося под конец настолько сильным, что не говорить о данном открытии оказывалось невозможно.

Не будет преувеличением сказать, что без «базза» настоящей славы не бывает. В определенном смысле хороший «базз» и есть слава. Так вот, по моему глубокому убеждению, есть люди, выделяющие эту субстанцию, как пчела мед, тогда как другие не могут ее создать, как ни стараются. Перес — из категории последних. Предположительно, это обстоятельство повлияло и на шансы мирного процесса, называемого просто «Осло», ставшего для израильтян и всего мира парадигмой пустой болтовни, обманки, ненужной обязаловки мировой политики, в которой нет смысла, у которой нет перспектив и которую приходится продолжать, потому что прекратить нельзя.

Впрочем, перспектив не было заведомо. В середине девяностых мне довелось беседовать с г-ном Галтунгом. Этот швед считался основоположником системы улаживания международных конфликтов, его имя связано с умиротворением ирландской проблемы, его приглашали для консультаций на все мирные переговоры, пригласили и для оценки соглашений в Осло. Галтунг постановил, что у этих соглашений нет будущего, поскольку они не отвечают желаниям ни одной из сторон. Вину за упрямое продвижение программы, изначально вызвавшей оправдавшиеся впоследствии сомнения, возлагают на Переса. Мол, Рабин сомневался, а Арафат знал, что не станет взаимодействовать, но Перес хотел себе славы первого миротворца и, как всегда, оказался весьма деловым Дон Кихотом, развив по этому поводу бурную и по сей день не прекращающуюся деятельность. И пусть соглашения в Осло не приблизили Израиль к миру с арабами ни на йоту, зато они сделали Переса главным голубем мира, партнером пикассовской Паломы. При этом забывают, что многие другие начинания Переса, оказавшиеся успешными, тоже поначалу считались фантазиями. Та же атомная программа, например.

Где-то году в 1999-м меня попросили встретиться с Шимоном Пересом по какому-то делу. На столах в его кабинете лежали книги на русском языке. Полный джентльменский диссидентский набор. Зачем столь известный политик решил их штудировать? Ответа не последовало. Попутно выяснилось, что хозяин кабинета и книг если и знает русский язык, то в весьма ограниченном объеме. Пришлось прийти к выводу, что книги были выложены на столы для меня, дабы произвести впечатление. Спустя короткое время Перес предложил мне рюмку водки. Я поинтересовалась, пьет ли он сам в столь ранний час, да еще и водку? Хозяин сказался непьющим. Дело принимало скверный оборот. Меня явно пытались вычислить, оперируя стереотипами. Хотели угодить, а на деле разозлили и обидели.

Сердечного разговора, на который рассчитывала принимающая сторона, не вышло. Зато я получила объяснение загадки фокусника: «базз» просто не живет в музее восковых фигур, не живет в нем и народное признание, да и фортуна обходит это место стороной. Что до Нобелевских премий мира… их как раз по большей части вручают восковым фигурам, поскольку чествуют не человека, а отвлеченную идею вселенского мира. Стоит сравнить список лауреатов премии с итогами их деятельности, чтобы в этом убедиться.

Было это году в 78-79-м уже прошедшего столетия. Мы застряли в песках по дороге в Ямит, и я кисло пошутила: выменяем у бедуинов «опель» на верблюда, а уж тот довезет до чего-нибудь. «За белую женщину с высшим образованием могут дать даже белого верблюда», — съязвил мой спутник. И тут появился бедуин, а при нем — несколько верблюдов, один из них — альбинос.

Сын вцепился в меня и заорал как оглашенный: «Маму не отдам!» Бедуин с интересом вгляделся в застрявшую в песках машину, сотрясавшуюся от детского визга. Мы явно выглядели меджнунами, такими же сумасшедшими, как и жители Ямита, который стал вдруг виден, словно всплыл из песков.

Ослепительное солнце смешало его с окружающим миром, но тень от верблюдов изменила наш угол зрения. Оказалось, что мы стоим прямо за решетчатой проволочной изгородью, отделяющей пустыню от поселения. За забором виднелись небольшие домики, окруженные чахлой зеленью. «Посмотри, как у нас зелено!» — восторженно сообщила Рут, кидаясь мне на шею. Мы с ней знали друг дружку с детства, которое прошло в Литве, в зарослях дачного орешника и цветопадах городской сирени. «Когда-нибудь тут будет очень зелено», — поправил супругу Миха. Его родители были в свое время высланы в Сибирь за сионизм. Сионисты считались в Вильно существами экзальтированными. Но Миха, не так давно вернувшийся из Сибири, хоть и был неумеренным романтиком, слыл исключительно правдивым парнем.

Они с Рут приехали в Израиль года на два раньше нас и поселились в Хайфе. В их пустой новенькой квартире меня поразила настенная открывашка для консервов. Я бы предпочла лишнюю табуретку. И строить город в песках, может, и хотела теоретически, но не настолько, чтобы отказаться от всего, что удалось уже слепить на новом месте. Рут и Миха не настаивали. Наша общая знакомая — Исра — уже съездила в США и привезла оттуда 10 семей застройщиков. Это успокаивало. Значит, обойдутся без нас.

Между тем Садат успел побывать с визитом в Иерусалиме, и Менахем Бегин собирался ехать в Кэмп-Дэвид на переговоры о мире. Он лично обещал жителям Ямита, что их город-мечта на 250 тыс. жителей, в котором будет морской порт, консерватория, обсерватория, музеи, галереи, бурно развивающаяся промышленность и вообще все, что имеет свойство развиваться и процветать, никогда не перейдет в чужие руки. Миха ему верил, поскольку люди, однажды побывавшие в зоне, не должны врать. А Бегин побывал не где-нибудь, а в Печорлаге. Но, вернувшись из Кэмп-Дэвида, старый сионист и бывший зэк развел руками. И велел снести Ямит с лица пустыни. Взорвать. А какие там были восходы и закаты за пальмами, росшими прямо на песчаном берегу!..