Эжен Фромантен - Старые мастера

Такова была бы резкая, но справедливая критика. И все же, по общему мнению, менее придирчивому, а, может быть, более проницательному мнению, картина вполне стоит своей цены.

Общественное мнение никогда не заблуждается полностью. Сомнительными, часто не совсем верно выбранными путями оно в конце концов приходит к правильному пониманию. Если его доводы в защиту кого-либо не зрегда самые лучшие, то оно всегда найдет другие убедительные аргументы для обоснования своей склонности. Порой оно ошибается в своих оценках, недостатки принимает за достоинства, хвалит художника за его манеру письма, тогда как тут именно заслуга его и невелика. Оно считает, что художник пишет хорошо, если тщательно выписывает все до мелочей, тогда как в действительности это-то и скверно. В произведениях Паулюса Поттера восхищает именно точное, доведенное до крайности копирование предмета. Люди не понимают или не замечают того, что душа художника в подобных случаях больше значит, чем само произведение, а его чувство бесконечно выше результата его творчества.

В 1647 году, когда Паулюс Поттер написал картину «Бык», ему еще не было двадцати трех лет. Это был совсем молодой человек, такой, каким обычно бывают все люди в его годы, — почти ребенок. К какой школе он принадлежал? Ни к какой. Были ли у него учителя? Мы не знаем других учителей, кроме его отца, Питера Симонса Поттера, малоизвестного художника, и Якоба де Вета (из Харлема), который еще менее, чем отец Паулюса, был в силах воздействовать на ученика в хорошую или в дурную сторону. Как в доме, где стояла его колыбель, так и позднее в мастерской своего второго учителя Паулюс Поттер нашел лишь одни наивные советы и полное отсутствие какой-либо системы. Но, как это ни странно, ученик ничего большего и не требовал. До 1647 года Поттер жил между Амстердамом и Харлемом, то есть между Франсом Хальсом и Рембрандтом, в очаге искусства, самом активном и беспокойном, самом богатом знаменитыми мастерами, какой когда-либо видел мир, если не считать Италии предыдущего века. В учителях недостатка не было; его мог затруднить только выбор. Вейнантсу было сорок шесть лет, Кейпу — сорок два, Терборху — тридцать девять, Остаде — тридцать семь, Метсю — тридцать два, Вауэрману — двадцать семь; Берхему было приблизительно столько же лет, сколько и Поттеру, то есть двадцать три года. Многие, даже из самых молодых, были членами братства св. Луки. Наконец, самый великий из всех, самый знаменитый — Рембрандт уже создал «Ночной дозор», и это был мастер, который мог увлечь. Чем же становится Поттер? Как мог он остаться в одиночестве, находясь в самом центре богатой знаменитыми именами школы, где техника была необыкновенно развита, где талант был общим достоянием, где манера изображения была более или менее однородна, хотя — и это особенно нас восхищает в этой прекрасной эпохе — манера восприятия оставалась чисто индивидуальной? Были ли у Поттера товарищи? Их не видно. А друзья? Их не знают. С полной достоверностью можно установить только год его рождения. Талант Поттера проявился рано: уже в четырнадцать лет он подписывает прелестный офорт. Несведущий еще во многих отношениях, в других он уже в двадцать два года проявляет беспримерную зрелость. Он работает и создает одну вещь за другой; среди них попадаются и удивительные. Он буквально нагромождает их в течение нескольких лет с такой поспешностью, в таком избытке, словно смерть гналась за ним по пятам. И при этом он пишет их с таким усердием и терпением, что его огромный труд кажется просто чудом. Поттер женился в еще ранние для других годы, но слишком поздно для себя — 3 июля 1650 года; а четвертого августа 1654 года, четыре года спустя смерть унесла его в расцвете славы, раньше, чем он постиг все тайны своего искусства. Все у него просто, кратко и совершенно. Перед вами природный гений без образования, наивный и искусный, обязанный всем упорным занятиям, внимательному наблюдению и размышлению; прибавьте сюда еще большое природное обаяние, мягкость, свойственную вдумчивому уму, рвение исключительно щепетильного труженика, грусть, неотделимую от работы в одиночестве, и, может быть, меланхолию, характерную для болезненных людей, и вот перед вами почти весь Поттер.

Все эти качества художника, кроме очарования, превосходно выражены в его «Быке» Гаагского музея. Это большой этюд, слишком большой с точки зрения здравого смысла, но не с точки зрения тех поисков, какие вел здесь художник, и тех выводов, какие он отсюда извлек. Не забывайте, что Паулюс Поттер, по сравнению со своими блестящими современниками, не знал всех тонкостей своего ремесла, не говоря уже о тех ухищрениях, о которых по своему простодушию никогда и не подозревал. Он изучал прежде всего формы и облик предметов в их абсолютной простоте. Малейшая искусственность была для него стеснительной, поскольку она исказила бы ясное восприятие вещей. Большой бык на обширной равнине, необъятное небо и почти полное отсутствие горизонта — какой это был прекрасный случай для того, чтобы раз навсегда понять множество очень трудных вещей.

Легко определить возраст животного, его тип, характер, темперамент, его длину, рост. Вы ясно видите суставы, кости, мускулы, жесткую или гладкую, пушистую или курчавую шерсть, отвислую или туго натянутую кожу — и все это верх совершенства. Голова, глаз, шея, грудь представляют собой по бесхитростности и силе наблюдения редчайший и, быть может, несравненный кусок живописи, Я не говорю, что краски здесь прекрасны, что цвет хорошо подобран: и краски и цвет здесь слишком явно подчинены заботам о форме, чтобы требовать очень многого от живописи, тогда как рисунком достигнуто все или почти все. И самый тон и исполнение этих частей, схваченных с огромной силой, показывают нам натуру такой, какова она в действительности, с ее рельефом, со всеми нюансами, со всей ее мощью, почти во всей ее сокровенности. Невозможно было поставить себе более ограниченную и более точную цель и достичь ее с большим успехом. Говорят: «Бык Паулюса Поттера». Но, по-моему, это не точно; можно сказать просто: «Бык». Это была бы самая большая похвала произведению посредственному в своих слабых частях и при этом столь внушительному.

Таковы почти все картины Поттера. Большей частью в них он ставил себе задачей изучить какую-нибудь характерную черту натуры или какую-либо новую область своего искусства. И можно с уверенностью сказать, что ему всегда удавалось понять и тут же передать то, что он изучал.

«Луг» Луврского музея представляет собой слабую и в то же время очень сильную картину, в засисимости от того, будем ли мы считать ее произведением мастера или же прекрасно выполненным упражнением ученика. Главная часть этой картины — бык серо-рыжей масти — воспроизведение этюда, который художник использует не один раз. «Луг с пасущимся скотом» Гаагского музея, «Пастухи со стадом» и «Орфей, чарующий животных» Амстердамского музея — все эти произведения, каждое в своем роде, представляют собой штудию натуры, точнее, повод для такой штудии. Было бы неверно думать, что здесь фантазия играла хоть какую-либо роль: перед нами животные, изученные вблизи, сгруппированные без особого искусства, нарисованные в простых позах или в трудных ракурсах и всегда без особо сложных или занимательных эффектов.