Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

– Тридцатый на Ртищево, – говорит кто-то.

– Вон он стоит, загорает, тридцатый, – возражают ему. – А этого с ночи ждут, спецэшелон военный, перегон закрыли…

Варвара взваливает мешки на спину.

– Кто ж табе туды пустить, трясогузка? – смеется мужик. – Тама щяс одне армейские да чека…

Отойдя подальше, Варвара с Палашкой припускают бегом к станции.

Они бредут степным проселком. Солнце слепит, среди островков бурого снега бегут ручьи.

– Гляди – грач! – радуется Варвара. – Нам бы ишо самую малость, до травки до зеленой протянуть, а уж тама разживемся, не помрем…

Вот он, последний поворот. Вдали открывается хутор – соломенная крыша землянки, завалившаяся изгородь, голая труба печи.

Варвара всхлипывает, порывисто прижимает к себе Палашку.

– Кровиночка моя, доченька! Привел Господь, думала – уж не увижу… Вот он, хутор-то самый! Здеся ты на белый свет произошла, дитё моя ненаглядная!

– Тама печку топють, – бормочет Палашка.

Над крышей землянки вьется прозрачная струйка дыма.

У Варвары подкашиваются ноги:

– Иван!

– Тятькя-я! – вопит Палашка и со всех ног мчится к хутору.

Споткнувшись обо что-то, Варвара полетела кубарем через порог и растянулась на земляном полу.

– Хлебало откроешь – пришью, как жучку!

Незнакомый мужик в шинели уткнул ей под горло ствол винтовки, в другой руке у него бьется Палашка. Он отшвыривает девчонку и, вжавшись в стену, с винтовкой наизготове замирает у двери.

– Чтоб ни звуку!

Варвара, поднявшись, схватила перепуганную Палашку и забилась в угол. Мужик подскакивает и осторожно выглядывает в прореху крыши. Наступив на Варвару, он подтягивается, вытаскивает за собой винтовку и исчезает в кустах на дворе.

– Боюся, мамка… – хнычет Палашка.

Варвара запихивает ее под лавку, сама заползает следом.

– Пулять зачнуть – ляжи, не трепыхайся!

Однако на улице тихо, тенькает синичка.

Мужик появляется в дыму.

– Патрон жалко стратить… – бормочет он свирепо. – Какие были-то? Слышь, баба? Армейские али мужики?

– Дак не видали мы ни единого…

Переждав, Варвара высовывается. Он сидит на краю стола и торопливо ест. Сам он тщедушный, на нем длинная кавалерийская шинель.

Вдруг он закашлялся и стал колотить по столу, опрокинув бутылку.

– Пущай я жук навозный, а ты против мине сильно грамотный, паразит? – орал он неизвестно кому. – Всю гастрономию достиг, откуль у моржа яйца растуть? Командеры, мать вашу, мало вас драли…

Он покосился на них через плечо:

– А ну, брысь отседова! Расселася, гусыня…

Подхватив мешки, они кидаются к двери. У порога их останавливает окрик:

– Назад! – Он лязгает затвором. – Стоять! Не отпущаю! Крою беглым, бью на месте!

Они застывают, ни живы ни мертвы, под наведенной винтовкой.

– Слушай мою команду! Я тя арестовал. Теперя ты пленная баба. Допрос чинить буду, очную ставку табе ставить.

У Варвары брызжут слезы.

– Что ж ты над нами куражишься, пьяные твои бельма! – кричит она, заслоняя рыдающую Палашку. – Ружье убери! Дитё застращал, ирод!

– Отвечай по всей форме, даю важный вопрос. – Винтовку он все же поднимает кверху дулом. – Деньги есть?

– Вот дурень-то…

– Брешешь, у баб завсегда деньги есть. С ходу тебе застукал, суть твою поганую выставил… Фамилие какое?

– Табе зачем?

– Давлению окажу, набью хлебальник! Последний вопрос становлю, не ответишь – табе кранты…

Отхлебнув из бутылки, он пристально смотрит на нее. Палашка заскучала, взяла со стола жменю капусты.

– Не мелькай! – Мужик отпихнул ее, она упала.

С воплем Варвара налетела на него, скинула на пол вместе с табуреткой, поддала ногой.

– Сморчок сопливый, ишо девку тронешь – я те башку оборву!

– Положь оружию! Заряженная!

Она отшвырнула винтовку, раздался выстрел. Пуля чиркнула по бревну, взметнув облачко пыли.

– Сказал – заряженная! – закричал он, поднимаясь, потирая ушибленное плечо. – Теперя набегуть…

– Кто набежить? Тута окромя волков отродясь никого не водится… Я тута хозяйка, энто наша усадьба!

Она разбросала поленья, откопала в куче хлама полусгнивший голик, принялась мести. Мужик сел к столу, уронил на локоть голову и всхрапнул. Она смахнула на пол объедки.

– Соли надо? – буркнул он, приоткрыв глаз.

– Почем?

– Подай баул, тама под лавкой. А то – денег у ей нету…

Она принесла сундучок с замком, он стал в нем рыться.

– Небось слыхала, почем соль ноне? Недорого возьму. Осьмушка – бутылка… А энто видала?

Он развернул нижнюю юбку из белого батиста с кружевной оборкой. И Палашка прибежала смотреть. Варвара вертела юбку и так и сяк, прикладывала то к себе, то к дочке, не могла расстаться.

– Цана – муки два пуда. За пуд уступлю, по знакомству…

Вдруг он вскочил и, вырвав юбку, бросился к прорехе в крыше.

– Навела, паскуда! – прошипел он и метнулся за винтовкой. – Сейчас ступай к им, бреши чего хошь, живо!

Губастый парнишка в поддевке шагнул через поваленную изгородь, но, увидев идущую по двору Варвару, что-то сказал сидевшему в телеге матросу.

– Ишо новости… – недовольно проворчал матрос. – Откуль такая чудо-юдо?

Варвара, не ожидавшая такого приема, насупилась:

– А сами кто будете?

– Мандат тебе, что ли, показать? – Матрос усмехнулся.

У него было задубевшее, смуглое лицо, смотрел он угрюмо, но по усмешке Варвара узнала Гришку, Баранчикова работника.

– Али как звать позабыла?

Она вспыхнула:

– Энто ты, може, позабыл, да я-то век помнить буду…

– Кажись, я с тобой не крестимши… – начал он и осекся, глаза его сузились. – Баранчикова, что ль? Варькя? Ступай, откудова пришла. Нам кулаков не надобе.

– Энто я – кулачкя? – Она опешила.

– А то! Семья самая кулацкая, мироеды натуральные. Мало вас жгли… Лошадей однех сколько держали!

– В глотку тебе мою богачеству… – пробормотала она, опустив голову. – Я с дитём за подаянием по дворам ходила, и мешки шила, и белье мыла, только б не околеть…

– Ты отседа ушла? Для чего верталася? Никто не звал.

– Куды ж мне деваться? Голод кругом. А тута земля…

– Земля энта не ваша, земля теперя народная. Не пустить тебе сельсовет – и амба, гуляй на все четыре…

Она вскипела:

– Ты-то чего лезешь? Боле всех надо?

– Я и есть председатель сельсовета, – просто сказал Гришка. – Я тута советская властя…

Варвара с Палашкой бредут по улице.

– А Егор богатый? – мечтательно спрашивает Палашка.

– Первый был хозяин на деревне, – сухо говорит Варвара. – Помереть-то не дадуть, кровь родную на улицу не погонють…

Ворота распахнуты, ветер гуляет по усадьбе. Пусто в конюшне, от сенного сарая одни столбы торчат. Над крыльцом Баранчика полощется порыжевший за зиму красный флаг.