Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

– Я одного не пойму, – зачем тут я затесалась? Пришла, змея, семью поломала…

– Не было семьи. Ломать нечего… Пыжились вначале – не вышло. Ну и ладно, все довольны. У нее своя жизнь, у меня – своя…

Вкрадчивый французский голос плыл по избе, по темным бревнам к почерневшей матице, к березовым веникам, развешанным вдоль печи на просушку.

– А я всегда люблю за что-нибудь, – сказала Саша. – И знаю, за что. Или придумаю… А терпеть вот так – не стала бы. Собрала манатки – только бы ты меня и видел.

– Это сказать легко.

– А я однажды так и сделала. И не жалею. Ну, тряпки подешевле… Зато сама каждую копейку заработала.

– А родители?

– Родители за свои деньги захотели в мою жизнь вмешиваться. Мне это ни к чему.

– Нельзя так, Сашка. – Илья покачал головой. – Чем ты хвастаешься? Все ниточки пообрываешь… Что ты всех своей меркой меряешь?

Саша смотрела на него враждебно.

– Что ты понимаешь? – презрительно сказала она. – Ты думаешь, я не могла замуж выйти опять? Охотников хватит. Могу поделиться, кому надо… Вон один, два года за мной ходит… физик. Ему сорок, а он мне стихи пишет дурацкие. Скажу – не могу сегодня, он и не рыпается, до утра не звонит. Пришел бы проверил – может, я с другим? Приревновал бы. Скандал устроил! Где там… Как телевизор. Включишь – работает, повернул ручку – он и замолк… Я себя уважать хочу хоть за что-нибудь. Я лучше от первого встречного ребенка рожу, а лишь бы мужа мне не надо!

Илья развеселился.

– Выходит, тебе мало, что любят, – засмеялся он. – Тебе надо, чтобы любили так, как тебе хочется.

– А как же! – Она с яростью хлопнула по одеялу. – На кой черт тогда все эти книжки? Все эти Наташи Ростовы и Настасьи Филипповны? Если в жизни ничего этого нету? Господи, чего я только не делала, чтобы эта проклятая обыденность между нами не влезала! Я не про обед – я целый полк накормлю и обстираю играючи. Было бы ради чего! А Олег мне говорит: “Ты хочешь, чтобы мы сто лет прожили вместе и дрожали при виде друг друга, как в первый раз. Так не бывает”. Почему не бывает? Да зачем же я на свет родилась? Женщина я или нет? Если ни один не способен за меня глотку перегрызть! Не все! Один только человек! – Голос ее задрожал, но Саша сдержалась. – А не бывает – так я и одна помру…

Илья подошел и обнял ее. Саша уткнулась ему в плечо.

– Я ведь знаю, – хмуро сказала она. – Небось, думаешь, спектакль устроила, цену себе набивает… Я себя твоей женой не считаю. И то, что у нас происходит, ни к чему тебя не обязывает, запомни. И меня тоже…

Ночью Саша встала напиться.

Накинув халат, она ощупью бродила в сыром холоде сеней, наступила впотьмах на кота, и он с пронзительным визгом взмыл у нее из-под ног, а Саша отлетела к двери и наткнулась на ведро, которое искала.

Хозяева не проснулись. Донесся до нее только тихий издевательский смех Ильи.

Напившись, Саша вернулась в комнату.

– Я думала, у меня инфаркт будет.

– Не знаю, как у тебя, а у кота – наверняка, – прошептал Илья.

Румяная луна стояла посреди черного небосвода. Давно и незаметно перестал дождь. Все за окном переливалось и блестело глянцем – озеро, и мокрая земля, и мокрые лодки на берегу, и сосны на той стороне.

– Ну, где ты там? – проворчал Илья.

Саша спросила:

– Ты бы мог покончить самоубийством?

– Терпеть не могу покойников, – сказал он.

– А как же ты анатомию проходил? У вас же их там режут?

– И чего тебя к ночи на всякую мерзость тянет?

Саша рассмеялась.

– Чего ты?

– Мне с тобой очень хорошо, Илюша.

– Ну и слава богу… Иди ко мне, чего ты там не видела?

– Сейчас…

Она взяла щетку и стала расчесывать волосы, глядя в окно.

– У тебя раскладушка-то есть? – спросил Илья.

– Дома? Нету.

– А на чем я спать буду? На полу?

– У меня диван есть.

– Короткий небось… Давай раскладушку купим.

– Диван как диван.

– А потом ты родишь мне троих детей, – сказал он.

– На раскладушке?

– Ну, двоих. Сколько захочешь, столько и родишь. Ты еще не беременна?

– Иди к черту!

– У нас все будет по-человечески, да, Сашка?

– А любить меня будешь, как раньше?

– Как раньше не буду.

– Почему?

– Раньше я думал, что у тебя под платьем крылышки…

Саша сняла халат и скользнула к Илье под одеяло. Пружины отозвались нежным стоном.

– О господи, ну и кровать!..

После дождя похолодало.

Прямо из леса они пришли на почту. Пока ждали, Саша перебирала грибы в корзине.

Белобрысая девочка лет шестнадцати, сидевшая за загородкой, украдкой рассматривала Сашу.

Илья вставал, шагал от стены к стене, изучал на стенах плакаты, в которых объяснялось, как писать адреса и посылать фототелеграммы. Потом возвращался к Саше, брал ее за руку.

Зашла еще одна девушка, приодетая. В руках она держала туфли на каблуках. Девушки шептались, склоняясь на барьер.

– Долго еще? – громко спросил Илья.

– В течение часа, – сказала белобрысая и покраснела.

За окном тянулось стадо, позвякивали ботала. Коровы неторопливо месили размокший проселок. Они мычали, приближаясь к дому. Из ноздрей у них вырывался пар.

Зазвонил телефон.

– Ленинград!

– Я подожду на улице, – сразу поднялась Саша и вышла.

Илья взял трубку.

– Лора? Это я. С приездом… С приездом, говорю!

Девчонки у барьера делали вид, что заняты открытками.

– Так вышло… – негромко, ровным голосом говорил Илья, и пятна медленно выступали под его скулами. – Все нормально, приеду, расскажу. Как ты отдохнула?..

За забором, к которому прислонилась Саша, росла рябина. Поднявшись на цыпочки, Саша сорвала гроздь. Дерево обдало ее брызгами. По рту от ягод становилось горько и свежо.

На ветку уселась синица и тоже стала лакомиться.

Илья вышел и сразу закурил.

– Иди домой, – сказал он. – Иди. Я приду.

Он посмотрел ей в глаза.

Саша взяла корзину и ушла.

В сарае Дуся доила корову.

– Хорошая, хорошая, кисанька моя, – приговаривала она с ласковым беспокойством. – Чего ты маешься, Милушка, ну?.. Не балуй! – сердито прикрикнула она, обернулась и увидела Сашу.

Саша стояла и смотрела, как доит Дуся.

– Чего там Татьяна притихла? – спросила Дуся.

– Телевизор смотрит. Может, помочь чего? Давай я ее накормлю.

– Ты с грибами своими сладь.

– Уже кипят. Руки вон не отмываются…

– Милка что-то тревожится, – вздохнула Дуся. – Уж не захворала ли?

Струйки молока позванивали о подойник.

– Трудно доить? – спросила Саша.

– Руки чистые? На, попробуй, – усмехнулась Дуся.

Саша села на ее место, потянула раз, другой.

– Дак кто ж так доит! – помирала со смеху Дуся. – Гляди, не тискай. Она у нас барыня… Ты сиську покрепче ухвати, всей пятерней, сколько влезет. А сосочек мизинцем прижми, да мягонько так, легонечко. Ладонью-то надавишь, погнала его книзу, теперь оттяни малость – оно и побежит…