Энн Ламотт - Маленькие победы. Как ощущать счастье каждый день

Такова одна малюсенькая проблемка с благими намерениями: всегда возникают незваные голоса, которые жалуются, сплетничают, достают и не дают покоя. Всегда

Мужу Джанин хотелось всего лишь утешения. Жене нашего друга хотелось всего лишь принятия, общества и товарищества в тяготах. Кэти из транспортной компании хотела составить план возвращения машины Джанин и отпраздновать завершение самой трудной, самой печальной из возможных цепочек – семья и машина вместе дома после такого пробега.

Для того чтобы быть найденным, надо на некоторое время потеряться.

Окольные пути и бесконечные помехи продолжались и внутри санатория, где заблудшие души бродили по коридорам или оцепенело сидели перед скверно работающим телевизором в гостиной; двое уединились в закутке, где мой друг планировал посидеть и поговорить с нами. Сюда я хотела принести свое проклятое утешение – и все комнаты для гостей-утешителей оказались заняты! Ужас!

Для того чтобы быть найденным, надо на некоторое время потеряться.

Друг повел нас в кухню, где несколько человек сидели за большим столом, странные и печальные. Чудовищно полная женщина с татуировкой на шее занимала место рядом с истощенным мужчиной со стеклянными глазами. За столом не было для нас места.

Разочарование мелькнуло на лице друга, он вздохнул, но мы уверили его, что это не имеет значения. Взяли себе по пластиковому стаканчику с холодной водой, и он повел нас дальше, в маленькую библиотеку. Там тоже были странные люди, сидящие на стульях, а также «ботанического» вида молодой человек с исцарапанным бритвой лицом, который крепко обнимал самого себя, игнорируя посетителей.

Потом, как бывает почти всегда, Бог прислал нам ангела-хранителя, который заметил наши расстроенные топтания по кругу. Да и трудно было не заметить: мы напоминали изнуренных лосей. Наша ангелица проходила мимо, направляясь к дежурной на проходной, чтобы подбросить ее домой, когда закончится смена. Казалось, она поняла, что нам нужно немного побыть вместе. И сказала:

– Есть идея. Лично я обожаю тусоваться в гараже. Это укромное и спокойное местечко.

И мы втроем оказались в тихом полутемном гараже с лампами, кофейными столиками, понатыканными везде напольными вентиляторами, коробками, полками с книгами и велосипедными шлемами. Это было похоже на комнату отдыха пациента с накопительским расстройством. Ангелица включила торшер. Вот он – рай!

Каждый из нас занял собственный диванчик, мы сдвинули их потеснее и предались приятной фамильярной беседе. Теперь казалось забавным то, что мы сумели так заблудиться – с картой, GPS , проложенным маршрутом…

Мы получили свою маленькую передышку. Я благодарила Бога за краткий миг покоя. Кто знает, может быть, случится еще один. Неизвестно, в какую форму он выльется и какие препятствия надо будет преодолеть, чтобы ощутить его. Но наши лица светились любовью и изумлением от того, какое прекрасное решение было найдено в столь скромных обстоятельствах.

Нужно быть благодарным всякий раз, как доберешься до какого-нибудь безопасного и хорошего места, даже если оно оказывается не совсем тем, куда ты направлялся.

Гараж дал нам вкус нормальности, которого никто из нас уже долгое время не чувствовал из-за разных печалей и странностей. Нужно быть благодарным всякий раз, как доберешься до какого-нибудь безопасного и хорошего места, даже если оно оказывается не совсем тем, куда ты направлялся.

Небо снова переменилось, когда мы вышли во тьму. В нем еще оставались намеки на умирающий закат. Мы втроем стояли у открытой двери, любуясь. Когда пребываешь во тьме, приходится пытаться вспомнить, что это танец: тьма, свет, тьма, свет, сумерки… Или когда ты на солнце, но собираются тучи, сразу думаешь: о, боже, ну вот, теперь будет холодно и мокро, и пошло оно все к черту. А потом тебе может припомниться, что, когда в прошлый раз сгущалась тьма, твои друзья проливали в нее маленькие тоненькие лучики света, – и ты вспоминаешь одну штуку, которая вроде как помогала, и еще один шаг, который можно сделать, и, может быть, еще что-то, что можно попробовать. Вспомнилось то, что однажды рассказала моя подруга Таша: когда она с друзьями ходит в пешие походы, они оставляют путевые вешки для отставших – кучки камней у тропы – чтобы показать, что здесь пошли направо или налево. Я должна была рассмеяться, стоя здесь, в распахнутых дверях: если уж карта, маршрут, GPS и многочисленные дорожные знаки не помогли нам, разве заметили бы мы сложенную из камней вешку? Ну да – в глубине души я именно так и думаю. Мы добрались сюда сегодня, имея достаточно времени, и здесь было тепло, и были стаканы с холодной водой. Камни, отмечавшие наш путь, были желанием наших сердец быть здесь друг для друга. Через окно, рядом с которым мы стояли, обнимаясь на прощание, было видно, как наша заботливая ангелица надевает куртку, а дежурная показывает свои заметки мужчине, готовому заступить на вахту.

Мой пастор Вероника сказала вчера, что Бог велит нам ликовать. Никогда еще это не было так нужно, как сейчас, когда мир сильно болен. Ибо радость – это лекарство.

Сан-Квентин, возможно, не первым приходит на ум как место для поисков радости, но мы с подругой Нешамой отправились туда на прошлой неделе учить заключенных рассказывать истории. Мне предстояло работать с ними над тонкостями писательского ремесла, а Нешама, которая обрела свой голос благодаря устной традиции, собиралась поделиться тем, чему научилась, работая в гильдии, в которой люди учат друг друга рассказывать подготовленные истории со сцены.

Мой пастор Вероника сказала вчера, что Бог велит нам ликовать. Никогда еще это не было так нужно, как сейчас, когда мир сильно болен. Ибо радость – это лекарство.

Я была рада оказаться там – по ряду причин. Во-первых, поскольку Иисус говорил, что все, что ты делаешь для последнего из Его людей, ты делаешь для Него; пожизненно приговоренные в пенитенциарных учреждениях – последние люди в этой стране. Он также обещал, что Бог прощает и тех, кого нельзя любить и прощать: отбывающих пожизненное заключение, и меня; может быть, и вас.

Во-вторых, мой отец преподавал английский язык и письмо в Сан-Квентине в 1950–60-е годы. Он публиковал в «Нью-Йоркере» рассказы о своих учениках, а потом написал биографию Сан-Квентина; я росла, слыша его рассказы об учениках и о самом этом месте. Он не погрязал в сложных моральных и этических материях – правах жертв, рецидивизме… Просто учил заключенных читать хорошие книги, говорить на хорошем английском и писать. Мой отец относился к ним с уважением и добротой, его главной философской и духовной позицией была следующая: не будь задницей. Мы с братьями не раз стояли у ворот Сан-Квентина вместе с ним и его друзьями: и в знак протеста, и безмолвными свидетелями – всякий раз, когда кого-то собирались казнить в газовой камере.