Мирослав Немиров - 164 или где-то около того

Поднимается по позвоночнику,

Жизнь безумнейшая кипит —

Аж блять жарко ушам, аж поёживаешься;

Водка бьет по желудку как палкой —

Пьёшь — холодная, выпьешь — кипящая!

Жизнь безумнейшая, настоящая

Всей своею электромешалкой

И визжит и ревёт, и взвывает,

И хуюжит («хуярит» + «вьюжит»)

Блять восторженные дикий блять ужас,

Непрерывно производяет,

А поэт что сказал, всякий знает:

Про закат там, короче, печальный,

Про улыбкой, короче, прощальной.

6 ноября 1990, Москва.

***

Настоебало мне всё,

Все мне на, все мне сто, все мене и так далее,

Все сплошное мне настоебалие,

Ох же сука еббит ты май соул!

Ничем, что я вижу, я не, я у,

Я довлетворен. Аминчрай!

Любое, короче, чего наблюдаю вокруг, —

Нахуяй! нахуяй!

Ничем, ох, ребята, совсем я, ребята, ничем!

Зац ворай сэй! Зац ворай но!

Какое-то просто сплошное ребята совсем

Говно! говно!

Айм блять! Кэнт блять! Гет, блять-сука, но!

Москва, ноябрь 1990

***

Ох друзья как хреново с похмелья мене,

Ой хреново, друзья, хопана!

На фиг нужен, ребята, такой винегрет,

Нет хорошего тут ни хрена!

На фиг надо такого говна!

Потому что болит ж у меня голова,

Ой же бошечка же ой-ёй-ёй!

Потому что водяра ж вчера в ней была!

Наполнял же её алкоголь!

А водяру бухать я ж ох сильно люблю,

Это дело люблю же я как!

Но с утра — ох какое с утра айлюлю!

Ведь болит моя бошечка как!

Просто ох ты еббит мой кутак!

Москва, 1990, декабрь.

***

Хрен и знает друзья что сказать.

Хрен его знает, друзья.

Такое какое-то как-то билять,

Что и не сказать ни хуя.

Такое какое-то как-то всё так,

Что хуй что и скажешь чего.

Такое какое-то ёб мой кутак! —

А более ничего.

Являюсь, казалось бы, я же поэт, —

Весь мЫшленьем должен вскипать! —

Но вот ведь, оказывается, нет!

Ни крошечки, так твою мать.

Оказывается, друзья,

Дружочечки же вы мои,

Оказывается, опляля!

Оказывается, айлюли!

Оказывается, вот так,

А не по другому совсем:

Еблысь, и пиздык, и хуяк,

И — ничего, что затем.

Москва, декабрь 1990

***

Поеду-ка я повампирю!

‘Нэргетики хапну мал-мал!

А то уже дня как четыре

Чего-то я просто шакал.

В пол-пятого — на фиг! короче! —

Проснулся я сёдня с утра,

И что-то совсем уже в общем,

Блять чувствую, — просто хуйта.

Какой-то я что-то, короче

Никак что-то всё не очнусь.

Никак что-то с’средоточу

Сознанье в один я чтоб луч.

Поеду-ка я на вокзальчик!

Блять точно! Ещё же куда,

Когда блять и холод собачий,

И пол лишь шестого утра?

Блять точно! Поеду к вокзалу!

Как раньше же я не допёр!

Чтоб жизни моей заскучалой

Весь новый открылся простор!

Поеду на Киевский, братцы,

В толкучке его потолкусь,

На Курский! И на Ленинградский!

На фиг ли там есть, подивлюсь!

На мрак, и на холод во мраке,

На просто космический хлад, —

На то, как все словно в атаку,

Под ветром пригнувшись, бегят,

На ужас сей просто кромешный,

Но и на как всё же горит,

И люминесцентный, конечно,

Вокзала пАрлелепепИд!

Его невъебенный карбид!

13 января 1991, Москва.

***

Приятно всё же о блондинках попиздеть!

Вопрос рассматривать со всех сторон, сопоставлять, переставлять,

Свои суждения примерами из жизни подкреплять,

Со знаньем дела, тоесть, а не так лишь, — попиздеть,

Когда, при этом, — с ними же. Когда притом

Уже никак не успеваешь до метра

И значит, время коротая пиздежом,

Продлять придётся вечер до утра, —

Когда, конечно, с ними же! Тойсть, с их одной

Из представительниц, под проливной

Такси ловить ещё за водкой за одной,

Выскакивая, ливень, возвращаясь, продолжая: нет, Шувалов,

Неправы чтят химических кто ниже натуралов,

Когда ж наоборот: вид у химических куда же боле блядск!

А в этом ведь и цель!

Тут рифмы сами так и лезут дальше: «ласк», и аск,

И всяка остальная тарам-парам мадмуазель,

И разно прочее, тугдыг его в качель …

1991 10

***

Пала Москва, пала ебучая блудница пала!

Что в твоих подземных хваленых чертогах? Пятнарик теперь за проезд!

Что в твоих гумах да цумах да елисеях? На рыло сплошной нынче ноль!

А для чего советской власти давала?

Вот расплачиваться изволь.

В красных одеждах ты (ты!) меж людей фишшуряла?

Политбюровской подстилкой себя ты (ты, ты!) проявляла?

Весь ты народ ты советский, зараза, ты! ты! обжирала?

Ну вот так всё и выходит: позволь, этиленогликоль!

Так-то вот, сука, понятно? Но это — лишь только начало:

Чурки теперь володеют тобою, чечены, эстоны, американцы!

Честною раз ты зараза остаться являться не пожелала —

Бегай макдональдсы им (скажем мягко) теперь подноси, только этим тебе пробавляться,

Падла, паскуда продажная, ой-ёй-ёй-ёй!

ноябрь 1991, Москва.

***

Меж тем на улицах, оказыватца, выйдешь — ох как зашибись!

Так пусто, так голо, так там, оказыватца, братцы,

Оказыватца, продолжающая продолжаться всё же жизнь!

Оказыватца, продолжающая продолжаться.

Оказыватца, да. На улицах ли-У —

На лиу-лиу, лиу-лиу, лиу-гей, ге-гей! —

Такую ох как настроению слезливуу

Всё это дело как напустит на тебей,

На остановке стоя в Бибиреве, что хоть прям убей!

Что хоть водяры покупей иди скорей — и пей!

Что коль хоть чуть ума когда имей — то понимей:

Очень правильно же ведь живем!

Тихо, скромненько, бедненько так, т.е. так, в смысле, как

Самый смак!

Что понимает, впрочем, в общем, всяк.

Кто не совсем, конечно, ежели дурак.

Кто не мудила, в смысле, — ёбаный мудак.

Ноябрь 1991 г., Мурановская улица, г, Москва.

***

Небо в Москве по ночам, —

Оно почему-то бледно обычно зелёное.

Выйдешь, бывает, ночи среди по бычкам,

Или на тачку за водкою выскочишь, — и такое оно

Что фиг поймёшь его: мороз; ночь; город спит; кипит

Водяра в груди, и такая вокруг, братцы, глушь,

Что вот хрен бы и подумал, что Москва,

И такая не то, чтоб и грусть,

И такая не то, чтоб тоска,

А фиг поймёшь чего, сказано же. И мороз!

Ой, какой же мороз — ясный, твердый, как точно алмаз;

Точно чёрный алмаз! Вышибает аж слёзы из глаз;

Ох, не шутки, ребята! Ох, это, ребята, всерьёз!

И идти сквозь мороз, и идти, про себя бормотать

Из послания Феофана-Затворника кому-то из Аксаковых-младших: