Дмитрий Дейч - Прелюдии и фантазии

— Где?.. — Моль слегка растерялась. — Ну… по большей части… тут.

— Простите?

— Я помню их наизусть.

— Что ж, прочтите что-нибудь.

— С удовольствием. Что бы вам хотелось услышать?

— Что-нибудь осмысленное… с намёком… на обстоятельства.

— Ясненько! — сказала Моль. — Никаких проблем: Вы засмейтесь, палачи!

Вы рассмейтесь, скрипачи!

Смейтесь, смейтесь, усачи!

Хохочите, хохмачи! Наступила тишина. Голос ждал продолжения, а Моль — аплодисментов. Наконец она вежливо кашлянула, как бы давая понять, что пауза затянулась.

— Ну что ж, — осторожно сказал Голос, — нельзя не признать… у вас хорошее чувство ритма…

— Спасибо! — просияла Моль. — Я знала, что вы станете меня боготворить, и из элементарного чувства благодарности спасёте от неминуемой гибели! Ведь правда, спасёте?

— Разумеется… — рассеянно отозвался Голос и, помолчав, как бы нехотя добавил. — А ведь я тоже пишу стихи.

Хотите послушать?

— Конечно!

— Вот — самое свежее, надеюсь, вам понравится: Вскормил кукушку воробей, Бездомного птенца, А тот возьми да и убей Приемного отца!

Моли стихотворение не понравилось.

— Совсем неплохо. — сказала она после минутного молчания. — Птенец — бездомный. Голодный, наверное… И убийство — неожиданное и жуткое. За душу берёт!

— А вот ещё: Тот, кто крошек не сберег, Черствой коркой пренебрег, Будет каяться, когда Постучится в дверь нужда.

— Превосходные стихи, — солгала Моль, — сразу видно профессионала. К тому же — мудрые!.. Я, пожалуй, возьму у вас пару уроков стихосложения. Не хотите ли пригласить меня на чашку английского чаю?

— Я бы не прочь, — ответствовал Голос, — да вот загвоздка: терпеть не могу чай.

— В таком случае можно было бы ограничиться кофе со сливками…

— Я вообще не пью.

— Никогда?

— Никогда.

— Вот ведь незадача какая. а что же вы делаете?

— Вот, иногда с насекомыми беседую, но это — в хорошем расположении духа.

— Стало быть, у вас — хорошее расположение духа?

— Сносное.

— Тогда уже можно начинать меня спасать. Будь вы не в настроении, появилось бы какое-то оправдание, а так… никакой причины не спасать меня у вас нет. Так что — давайте… Приступайте.

Голос хмыкнул и пробурчал:

— Вас не нужно спасать. Вы и сама превосходно справитесь. Поверните направо. Теперь налево. Поднимитесь наверх. Налево. Ещё раз налево. Всё. Вы совершенно свободны.

Моль взлетела и покружила немного в темноте, пытаясь распознать источник Голоса. Не найдя никого, она протиснулась в замочную скважину и только собралась было покинуть навсегда пыльный старый шкаф, но тут Голос шепнул:

— Хотелось бы уточнить кое-что напоследок. если можно.

— Конечно всё что угодно! Я вам так обязана!

— Про палачей я всё понимаю. Вы засмейтесь, палачи. Всё ясно. А вот со скрипачами куда сложнее. Откуда эти скрипачи? Что за скрипачи такие?

Моль вздохнула и призадумалась, пытаясь сформулировать ответ. Голос понял её молчание по-своему и продолжил:

— Ну хорошо, не надо скрипачей. Давайте с усачами разберёмся. Разве на их месте не могли оказаться лихачи? Или циркачи какие-нибудь?

Моль снова вздохнула:

— Нет, никак не могли.

— Но почему?

— Видите ли, если бы на их месте оказались циркачи, вы бы меня не спасли.

Голос помолчал немного и сказал:

— Ничего не понимаю.

— Я тоже, — призналась Моль. — Но заклинание должно быть идеальным, каждый элемент на своём месте. Иначе не сработает.

— Какое заклинание?

— Все мои стихи написаны в Безвыходном Положении. Я живу, пока пишу. Прощайте.

Сказав это, Моль выпорхнула наружу, покружила по комнате и пропала из виду. Старый шкаф вздохнул и пробормотал про себя:

— Трюкачи. Калачи. Врачи. Мячи. Очи… Ничего не понимаю…

Когда портовые склянки пробили два часа пополудни, Моль впорхнула в кондитерскую и сразу уселась на самую приметную вишенку — посерединке Большого Именинного Пирога. На поверхности глазурной корки каллиграфическим почерком было выведено: «Славочка! Расти большой и, пожалуйста, не будь лапшой!!!», а по периметру были расставлены 56 праздничных высоких свечей.

— Для недогадливых: — с порога объявила Моль, — от всего сердца принимаю поздравления и подарки! Искренне ваша. Именинница.

Сказав это, она повернулась в профиль и полуприкрыла глаза, застыв в позе, как нельзя лучше подходящей для лепки скульптурного изваяния.

— Что ж, — нерешительно начал Марципан, — раз уж всё так запутано.

— Что запутано? Вечно у вас — запутано! А всё потому, что вы — склизкий! — перебил его Фундук. — Ура!

Качать именинницу!!!

Тут Пирог и в самом деле — качнуло. Моль поскользнулась на вишенке и упала на букву «С», не успевшую затвердеть с тех пор, как кондитер выдавил свежий крем из шприц-тюбика.

Погрузившись в сливочный слой по горлышко, судорожно перебирая лапками, чтобы нащупать дно, Моль постаралась сделать вид, что нырнула по собственному почину: она даже совершила несколько плавательных движений, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.

— Я — не склизкий! Я — вязкий! — пробормотал Марципан. — Это первое! И второе: прежде чем принять ответственное решение, я хотел бы как следует во всём разобраться…

— Нечего разбираться! — закричал твердолобый оппонент. — Давайте праздновать! Горько! Горько!

— Не горько, — возразила Моль, выплёвывая сливочный крем, — а — топко. Впрочем, нам не привыкать… — и она снова вскарабкалась на вишенку. — В канун своего сорокапятиминутия и три-дцативосьмисекундия я готова, наконец, обнародовать сочинение, специально написанное по этому случаю.

— Вот только этого нам не хватало, — уныло пробормотал Марципан.

— Не хватало, не хватало! — загалдели Коржи, и даже старинный чугунный Ухват очнулся от сна и, не разобрав, что к чему, завопил: «Хватало! Хватило! Хватуло!».

— Ти-хо! — рявкнула Моль. Все разом умолкли.

— Ну, вот что! — рассудительно сказала Моль. — Сейчас я стану читать вслух: громко и чётко, с толком и расстановкой, с приличествующим случаю выражением. А вы будете внимательно слушать и ПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ. Кто отреагирует ПРАВИЛЬНЕЕ остальных, получит Умопомрачительный Приз.

— А что это? — осмелился вмешаться Марципан.

— Да какая разница! — закричал Фундук, — Дареному скунсу под хвост не заглядывают! Ура имениннице! Качать её!

— Не качать! — закричала Моль, и на всякий случай мёртвой хваткой вцепилась в черенок вишенки. — «Моль и Муравей». Басня! — объявила она, убедившись в незыблемости Большого Пирога.

— Муравей — это такой маленький, чёрный и с большой головой? — спросил Кондитерский Нож.