Павел Шмелев - Истории Дальнего Леса

Раньше, до описываемых здесь невероятных событий, нравилось Василию грустно и торжественно думать о своей извечной и всеохватывающей меланхолии как об осмыслении видимого несовершенства окружающего мира. Самого себя он никак не мог признать несовершенным. Это казалось ему уж явной несуразицей. Так бывает у художников и философов не только в Дальнем Лесу.

А еще Василий отчаянно любил мечтать. На самом деле, это было его любимейшим занятием и истинным наслаждением. Ему так прекрасно мечталось в те далеко не редкие и несказанно блаженные минуты и часы, когда абсолютно ничего не хотелось делать, а неизменная бутылка березового сока как раз была под рукой.

И не то чтобы Василий был абсолютно никчемным бездельником, как это казалось некоторым его вредным соседям по норкам, но вот ни с каким конкретным ремеслом отношения у него никак не складывались. Процесс осмысления «генома целесообразности», как называл это сам Василий в минуты особого откровения, просто сковывал все его члены и абсолютно не давал полностью отдаться никакому новому делу. Хотелось хорьку Василию чего-то большого и захватывающего, а этого как раз не было. Мелкого и противного совсем не хотелось.

Сделав над собой невероятное усилие и все-таки заготовив на зиму сухих плодов, ягод и прочего съестного безобразия, Василий вдруг отчаянно загрустил. Напала на него старинная подруга и извечная беда — хандра сказочного Дальнего Леса. Своей противностью была она подобна хандре нашего несказочного мира, вот только в Дальнем Лесу была эта самая хандра особой, удивительно ехидного свойства. Но случайные встречи с хандрой не играли бы никакой роли, если бы не характер Василия. Он, несмотря на свое внешнее неброское изящество и небольшой рост, был весьма известным персонажем и даже подлинным героем сказочных мест.

А самой большой бедой Василия было то, что ему все давалось без особых усилий, но ровно столько, чтобы не испытывать серьезных жизненных проблем и неприятностей. Так бывает в жизни: что-то большое и настоящее ждет тебя где-то за углом, ждет долго и терпеливо, но у тебя все привычно и хорошо, а за окном моросит надоедливый и противный дождик-зануда, и очень не хочется выходить из теплой обжитой норки и искать что-то свое, может, и большое и прекрасное, но скрытое в туманной неопределенности где-то там, в пелене нескончаемого осеннего дождя.

Его сосед — ежик, совсем еще недавно покорно кряхтевший в соседней норке над очередным индивидуальным заказом на дизайнерскую котомку с неясной и странной мечтой о голубом небе, взял да и улетел навсегда в заоблачные дали. Нет, он не эмигрировал, подобно семейству американских бобров из восточной части Дальнего Леса, долго и упорно искавших своих родственников по всему миру и наконец обнаруживших родню на далеком североамериканском континенте. После продолжительной переписки они уплыли туда прошлым летом.

Нет, ежик просто стал выше границ и прочих земных условностей. Летает он где-то в облике большой и прекрасной птицы над землями сказочными и, похоже, горя не знает.

Тем временем в Дальний Лес и прочие королевства неизбежно должна была прийти зима. Наступало время ее ледовых феерий. Чуть раньше или чуть позже, но теперь уже это был вопрос самого ближайшего будущего. Таковы законы природы, неукоснительные даже для таких сказочных местах, как Дальний Лес и его окрестности. С приходом зимы жизнь неумолимо и драматически изменится. И хотя было еще довольно тепло, Василий живо представил, что снега заметут не только лесные дорожки, но заодно и его надежды и мечты. А без мечты жить никак нельзя.

Так бы и сидел хорек Василий в мечтательном ожидании неизбежных холодов в своей относительно теплой норке, да случайно залетела к нему в голову нехарактерная, а потому редкая мысль: уж не пройтись ли по лесу, не зарядиться ли природной бодростью да развеять хандру и меланхолию, пока еще тепло и не пришли снега, а потом с новыми силами заняться поиском подходящего высокого призвания. Вдруг придет какая-нибудь свежая идея.

С этим редким для него зарядом оптимизма вышел Василий на окраину леса, необычайно довольный своей решительностью идти навстречу судьбе. В последнее время нечасто у него было такое настроение, прямо как будто крылья невидимые выросли. Хорек Василий чувствовал огромный прилив сил и желание чего-то большого и непонятного. Впрочем, о чем-то грандиозном, вселенского масштаба он и не думал вовсе, мысли о судьбах неспокойного мира глобальной несуразности приходили к нему обычно после сытного обеда или бутылки березового сока.

Все было как обычно, но то ли само провидение, то ли нечто рангом пониже уже сделало ход конем в судьбе хорька Василия. Расклад изменился, хотя никто в Дальнем Лесу об этом пока не догадывался.

Так или иначе, но именно в это время случилась пренеприятная аномалия, настоящий рукотворный природный катаклизм в масштабах отдельно взятого сказочного Дальнего Леса и его ближайших окрестностей.

Несуразный по своей внутренней природе и уставший за продолжительный осенний сезон повышенной небесной плаксивости помощник бога дождя и прочих осадков Пафнутий замечтался о чем-то добром, благодатном и божественно высоком, что было весьма обычным делом для небожителей средней руки, и совершенно неожиданно поймал себя на том, что не заметил, как время затяжных осенних дождей закончилось. Пафнутий, то ли продолжая думать о высоком и вечном, то ли просто от полноты нахлынувшей на него всей гаммы разнокалиберных и противоречивых чувств, не остановил свой перст указующий вовремя и послал вниз лишнюю молнию среднего радиуса действия.

Огненный посланец небес, в свою очередь, удивленно озираясь вокруг и не находя привычного мокрого и суетного окружения говорливых глупых капель, неуклонно приближался к Земле, не запамятовав, однако, все-таки прихватить с собой обычное в подобных случаях звуковое громовое сопровождение средней громкости. Чтобы наземные жители всей окрестности Дальнего Леса поняли: мол, все-таки лечу к вам. Так вы уж не обессудьте за такую очевидную природную несуразность.

Меж тем Василий, выйдя на лесную дорожку и услышав гром, решил, что все это совсем неспроста. Не в его привычках было, вообще-то говоря, искать немудреные и доступные решения любых жизненных проблем. Вот и на этот раз он подумал, что все это, как пить дать, из-за глобального потепления и вредных особенностей климатического диссонанса. Было у хорька Василия предчувствие, что он столкнулся с явлением исторического и планетарного масштаба.

Да и вообще, дано было Василию мыслить крупными категориями. Нравился ему вот такой глобальный подход к жизненным проблемам. Простые и суетные каждодневные заботы обходили Василия стороной, не находя у философа и поэта Дальнего Леса должного понимания и поддержки. Зато особенно заковыристые и прочие несусветности просто притягивались к Василию, как к магниту природных несуразностей всяческих размеров и степени вредности.