Павел Шмелев - Истории Дальнего Леса

— Во-во. Точно ты заметил. Туман, он субстанция такая, — согласился хорек, — просто беда случается с туманами, прямо-таки природная несуразность.

На самом деле ежик не понял, куда внутрь ушел туман и почему именно с туманами какая-то диковинная беда случается, но решил поддержать друга в этой мысли. Василий слыл в лесу настоящим философом и истинным поэтом. Вот только с работой ему не везло. Так бывает у многих философов без определенного таланта и склонности — творческая натура всегда в поиске.

— Это климат сдвинулся, — авторитетно промолвил Василий, тяжело вздыхая и качая головой, — видишь, как тепло-то. Не к добру это. Я слышал от зайца, что у нас по радио целый день лесными новостями трезвонит, музыку заводит да всякие природные казусы комментирует, что грядет к нам какая-то новая беда из семейства природных непотребностей — глобальное потепление. Вот ведь истинная напасть какая случилась! Точно тебе говорю — тепло, оно не к добру случается.

— Почему это не к добру, — встрепенулся ежик, который очень любил тепло и всегда терпеливо ждал его бесконечными холодными зимами. — Да еще и напасть! Вот уж нет, потепление как раз к добру бывает. Даже и не говори мне про потепление. Осень на дворе, того и гляди — холода грянут во всей своей природной вредности. Заметет зима все лесные дорожки, и закружат бураны снежными несуразностями по всему лесу. Будешь еще тепло вспоминать. Тепло определенно и однозначно к добру. Всегда.

Василий аж поперхнулся березовым соком, никак не ожидая такой реакции от флегматичного и казавшегося уже совсем сонным ежика. Проблема добра и зла и их «взаимоперетекания» друг в друга в сумеречные часы уходящего дня была одной из его любимых «долгоиграющих» тем. Она занимала хорька Василия на протяжении всей его жизни в Дальнем Лесу. Но сейчас Василий оценивающе посмотрел на ежика своим долгим и неморгающим взглядом. Он был до крайности удивлен категоричностью ежика и взвешивал на каких-то только ему известных внутренних и особо точных весах целесообразности, стоит ли поднимать тему о добре и зле именно в эту ночь.

Решив в конце концов, что березового сока для такого глобального разговора катастрофически мало, а достать его ночью определенно никак нельзя, хорек Василий счел за благо перенести разговор на утро. Добро добром, а так оно всем спокойнее будет.

Василий слегка отодвинулся от ежика, изобразил на весьма характерной и выразительной мордочке невероятную игру чувств от легкого и абсолютно невинного сомнения до вселенской неизбывной тоски и, скрепя сердце, решил сменить тему их ночного разговора. И начал с самого наболевшего…

— Вот если бы я был ежиком, — мечтательно произнес хорек Василий. — Спал бы себе всю долгую и холодную зиму в теплой благоустроенной норке. А нежданно проснувшись, я бы лакомился лесными дарами, заготовленными за долгий теплый сезон. А там, за окном, пусть себе зима заметает лесные дорожки да завывает. И делал бы котомки на радость себе и всем жителям леса.

— Так давай же научу, — отозвался ежик, — и заодно поможешь мне с котомками. Заказов много.

— А почему бы и нет! Давай попробуем. Долгой зимою все равно ужасно тоскливо будет. Ведь в снежный сезон конгруэнтности бытия совсем не хватает, — печально произнес хорек, вставая с лавки.

— Не знаю, как там с конгруэнтностью бытия, не знаю я такого сезона, — ответил ежик, — а материала для новых котомок точно хватит.

Какой-то скучный и надоедливый внутренний голос говорил ежику, что учить Василия этому исконному ремеслу ни за что не стоит. И Василий, в свою очередь, интуитивно понимал, что не будет он учиться этому хлопотному делу. Ежиком он, конечно, быть хотел. А вот долго и нудно учиться ремеслу настроения не было.

Всякому настоящему философу неимоверно сложно перебороть себя любимого. Просто какая-то беда! Взять да и склониться к суетному и монотонному ремесленному времяпровождению, оказавшись в пыльных одеждах серых каждодневных забот и проблем. Вот если бы каким-нибудь чудесным образом стал Василий колючим ежиком с уже готовым умением и навыком котомки плести, тогда еще ничего. Согласился бы, так и быть, этим ремеслом промышлять. А долго и нудно учиться хорьку Василию совсем не хотелось. Если это дар, думал хорек Василий, так пусть приходит, не откажусь и не спрячусь. Пусть он приходит прекрасным подарком, удивительным чудодейственным приобретением. А вот если надо день за днем, месяц за месяцем, преодолевая тоску и противность, осваивать что-то, так это самая что ни на есть подлая природа ремесла, а не сказочный подарок истинного божественного дара. Это совсем не то…

Василий медленно подошел к огромной куче кожи, заготовленной ежиком. Он встал на задние лапы и самозабвенно нюхал груду кожи. Может, и казался кому-то этот запах обычным или даже противным, но вот только для хорька Василия кожа пахла как-то особенно. В этом запахе был аромат страстно желаемого Василием богатства и сытости, столь нетипичных спутников в мире лесных хорьков.

И пока ежик все еще мечтательно глядел на ставший уже совсем сонным Дальний Лес и отчаянно одиноко светящую луну, хорек Василий неспешно, детально и основательно, по-хозяйски осматривал норку ежика и печально качал головой. Вот оно — настоящее богатство, думал он, мне бы все это каким-либо образом заполучить, и ничего не надо больше для полного, абсолютного счастья. А ежик, уж если так тянет его в высоты небесные, пусть летает себе соколом или какой-нибудь еще вольной птицей!

Ну на самом деле, рассуждая здраво, зачем птице благоустроенная норка? И влетать сюда через окно сложно, и вообще: это же огромная природная несправедливость в чистом виде!

И вдруг высокий и стремительный полет мысли хорька Василия к придуманным им самим философским высотам прервался на самом интересном месте. Он уже почти придумал новое обтекаемое выражение мысли о природных и лесных несуразностях, набрал воздуха и собрался было выдать ежику очередную тираду, но тут, абсолютно неожиданно для самого себя, увидел в дальнем углу непочатую с прошлого сезона бутылку березового сока. Как будто сама судьба посылала Василию добрый знак в виде очередного лакомства. Он остановился на мгновение, не зная, как поступить. Оставлять бутылку сока ему ужасно не хотелось, а взять ее просто так он не решался. Нужен, отчаянно нужен был весомый повод для торжества, а вот он как раз и не находился.

Наконец, как ему показалось, он нашел выход. В глазах Василия появился блеск нежданного озарения — он придумал повод для ночного праздника.

Хорек предложил своему соседу отметить приход полнолуния — явления, которое казалось Василию настоящим природным феноменом. Василий начал свою речь, засыпав полусонного ежика целым потоком эпитетов о красоте божественной луны и невиданной красоте леса, освещенного таинственным диском загадочного ночного светила.