Лана Тихомирова - Работа над ошибками, или Грустная грустная сказка [СИ]

— Успокойся, все будет хорошо, — он вытирал мои слезы и улыбался.

Я цеплялась за него. В голове было мутно, жар накатывал откуда-то странной волной, я слабела с каждой секундой. Облик Ранх-ба растворялся, терялся во тьме, которая поглощала меня.

Я очнулась. Солнце клонилось к закату. Лучи его холодно лежали не полу. За стеклом желтели листья. Мне вспомнилось лицо Ранх-ба, мне стало страшно, рядом со мной никого не было.

На столике возле меня лежал кинжал, тот самый, что Ранх-ба отдал мне тогда.

Я провела по нему рукой. Вспомнилась ночь, когда он пытался меня убить, в глазах стало темнеть. Я справилась с приступом и кое-как взяла себя в руки.

На лезвие ножа лег луч солнца, и он стал красноватым. Страх стал моим хозяином, и я стала звать хоть кого-нибудь.

Ко мне вошел Магистр. Он увидел мои слезы и встревожился, хотя поначалу и был рад, что я очнулась.

— Что с Ранх-ба? — спросила я.

Магистр сел на краешек моей постели и молчал.

— Что с ним? — стала волноваться я.

Ане не мог долго мучить меня и тихо сказал.

— Он умер.

— Это правда, — застывшим голосом спросила я, но не у Магистра, а скорее у солнца.

Я с трудом отвернулась к стене.

Ане гладил мои волосы, приговаривая:

— Плачь, милая, плачь. Это облегчит твои страдания.

Сколько так прошло времени, я не знаю. Может ночь, может несколько суток. Я забывалась сном и просыпалась. И во сне, и наяву, я не переставала горевать.

Наконец, на какое-то время я забылась сном без снов. Когда я очнулась, то в окна входил рассвет.

Магистр все так же сидел подле меня, его лицо выражало сильное страдание.

— Помоги мне подняться, — хрипела я. Раны болели нестерпимо.

Он помог мне сесть.

— Как это произошло? — шепотом спросила я.

— Тебе резко стало плохо. Он уложил тебя, и сам позвал пату и Ев-Га. Они препроводили его в комнату, где он был заключен. Ты долго не могла прийти в себя, а за день до того, как ты проснулась, он попросил бриться. Случайно или намеренно, но он порезал себе горло, спасти его не удалось.

И вернуть к жизни тоже, к сожалению. Его похоронили со всеми воинскими почестями, как хоронят у нас героев.

Я закрыла лицо руками.

Магистр обнял меня.

— Не стоит, — холодно сказала я. Во мне созрела какая-то мысль, сила зрела во мне, я знала, как исправить все свои ошибки, — с этого дня, я прошу дать мне маленький домик на окраине города. Я, если это, возможно, буду учить детей тому, что знаю о природе сама. И в течение двадцати лет я буду носить по нему траур, ни один мужчина не коснется меня.

Магистр был раздавлен, в его глаза стояли слезы:

— Пату скоро взойдет на трон, моя пора кончилась, я стану обычным человеком и проведу остаток жизни по своему усмотрению. Я поселюсь в соседнем с тобою доме. И все двадцать лет, что ты будешь носить траур, я буду ждать тебя.

Слова его ускользали от меня.

— Я буду ждать, — тихо сказал он, — клянусь.