Илья Ганин - Королевские клетки

— Народец, говоришь, сорвется?.. — вдруг как-то заинтересовался Шут. — А ты что про это знаешь?

Тактично выражаясь, Альтвера никогда не была оплотом благочиния. Большой старый порт, несколько гильдий, Королевский дворец со всеми его службами, три рынка, семинария… Деньги, товары, множество людей — в-общем, не очень благонравных, совсем не смиренных, и уж точно — не лезущих в карман за словом (кто побогаче и посолиднее), и за ножом (кто не совсем по закону побогаче), ну и большинство остальных имели возможность выбрать между острым словцом и зуботычиной, чем обычно и обходились.

Если бы королевская деревня (до сих пор столица имела именно такой статус, и, по неочевидным чужакам причинам, за него держалась) когда-нибудь решила обзавестись своим гербом, то на нем было бы написано "ЗА СВОИХ!".

Их Величества традиционно относились к этому… с пониманием. Альтвера традиционно отвечала им… тем же самым. Все люди, все человеки — жить-то как-то надо, нет? Вот короли они, при всех их "но" — свои. И "блаа-родные" есть свои — а есть… не свои.

Как и всякий старый город Альтвера обросла огромным количеством баек и традиций, и одной из них была традиция не трогать трактирщиков, корчмарей и содержателей постоялых дворов. Смыться, не заплатив — бывает, а вот, например угрожать или намеренно "приложить" в драке — неприлично. Так себя "наши" люди не ведут.

Часть собравшихся вокруг ""трех герцогов" пришлых понимала свое положение, а часть — искренне думала, что простой люд был им чем-то обязан. Что, собственно, и произошло в трактире Малого Рыбника, когда там то-ли служанку прижали, то-ли выкинуть кого-то за неуплату решили… В целом, все свелось (с обоих сторон) к формуле "Чужаки супротив наших", в результате чего было сломано три руки, пробита голова и одного из дворянчиков в суматохе придушили. Теперь от горожан пришло два стражника, жаловаться — значит пострадал кто-то из купцов.

Ничего необычного, повторялось такое регулярно. Обычно стражникам не мешали. То есть, если они могли найти обидчика — то пусть сами с ним и разбираются. Если у объекта их интереса были друзья в достаточном количестве — то они грозно шевелили бровями и возлагали длани на потертые эфесы… Хотя стражники не так уж редко ухитрялись и в этой ситуации отволочь виновника на разбор в магистрат (который, по указанным причинам, назывался старостатом — в три этажа, на крупной площади.)

Формально, обыватели не имели прав ничего делать с дворянами. Но, с другой стороны — а кто знает, дворянин ли это?! Задержать до выяснения. Мог вступиться комендант столицы — но он обычно бывал так занят, так занят… Впрочем, на "блошиной грядке" кормили. Каждый день.

Сегодня же стражников попросили обождать. Шут отправился к принцессе Амалии лично.

— Ваше Высочество.

— Граф. Вы меня заранее утомили. — Ее Высочество изволили заставить его ждать полчаса, но он спокойно сел и просидел все это время в приемной, как будто и не мог приказать высадить двери и приволочь ее силой.

— Я бы и не стал вас беспокоить, но местные жители не думают, что это мое дело.

— Какое отношение ко мне имеют местные жители?

— С их точки зрения, мадам, именно ваши люди виновны в некоем инциденте. Как старшая, вы должны разобрать вопрос. Возможно, пожелаете делегировать это право мне?..

Амалия Ивельен делегировала бы ему только одно свое право — умереть на плахе. Остальные, если уж так удается, она желала бы оставить за собой.

— Я выйду через полчаса.

Шут молча поклонился и снова уселся ждать. Действительно, примерно через полчаса в плаще и сравнительно скромном платье Амалия вышла. А вместе с ней два "её" доспешных воина, с полуторниками на поясе. В свежеразмалеванных гербовых коттах.

— Ваше Сиятельство, мы готовы, — и посмотрела на него своим коронным невинным взглядом. Впрочем, Альтерс и не подумал возражать.

— Мудрое решение, Ваше Высочество. Идемте.

Шли они минут десять, не очень-то следя за поворотами (сейчас часто приходилось идти в обход, с учетом "лагерей" всякого сброда), как вдруг Шут ускорил шаг и распахнул двери на балкон. Как раз выходивший на большой двор.

— Вот она! Приветствуйте! Ее Высочество! Защитница и заступница!.. — остальное потонуло в гуле и приветственных криках.

— Вперед пошли! — прошипели им сзади и спину ощутимо кольнула пика. Их буквально вытолкнули на балкон.

— Заступница! Ивельены навеки! Славься!! — из первых рядов орали, заглушая все рожи из ближников шута. Волновалась масса зачем-то пришедших людей. Впрочем, ей не требовалось говорить, а метаться им и не дали.

— Повелевает Ее Высочество! Идти к Равелье! Стереть в порошок узурпатора! Слава, слава!

— Слава!

Орали так, что ей казалось в лицо дул ветер. Впрочем, все это заняло всего минут пять-десять, а потом их вытащили с балкона и закрыли двери.

— Что все это значит!

— Ай, кума-красавица, гнется — не ломается, идет — ножки заплетаются… — Шут приплясывал, помахивая воображаемым колпаком с бубенчиками. С нераскрашенным лицом, длинной шпагой и без колпака выглядело это не смешно, а жутко. — Крестьян послушает, кашку скушает, деток побалует, врагов зацелует…

— Хм, — остановился он. — Глупо вышло — ну мне так и полагается. Что, Высочество, за дурачка меня держите? Ну, вот он я, дурачок-дурачком, почти и с колпачком, с палочкой да веточкой, на свинье катался, дураком остался… Завтра мы выходим. Советую уйти с нами. Да, кстати! В малом дворе те стражники. Ежели интересно.

И люди Шута просто разошлись. Она стояла, не зная, что делать, а потом все-таки пошла как деревянная к малому двору, ощущая какое-то гудящее безмыслие в душе, лишающее воли и сил. Ее бесполезные охранники двинулись следом.

Стражники и правда были там. Один из них даже был еще жив и держался за располосованный живот. Она наклонилась к нему и в открывшихся глазах увидела не боль, а чистую, незамутненную ненависть. Он что-то шептал. В том же самом состоянии гудящего полуобморока она услышала:

— Иртон идет, сволочи, Иртон идет… Куница мимо глотки не ударит, кошки сучьи, Иртон идет…

Амалия уже разогнувшись отстранено подумала, что это уже не ее фамилия.

Граф Альтерс Лорт не взялся командовать отрядом. Руди Толстый имел в этом деле куда больше опыта — так что работа Лорта в основном заключалась в уламывании дворянского ополчения делать то, что говорят. Получалось, на его взгляд — не очень, но по мнению Толстого для мелкопоместных обедневших дворянчиков это был практически предел.

Приходилось, правда, огибать города и крупные села — потому что времени (и свободных сил) на разбирательства кто там забил кольями, огрел цепом, утопил, удушил, зарезал… пяток дворян, которые желали чего нибудь "от этой низкой черни" не было совсем.