Илья Ганин - Королевские клетки

— Совсем. Это не обсуждается.

Лилиан, вспоминая некоторые рассказы отца тихо спросила:

— А ваши ротные командиры, они тоже так думают, шевалье полковник? Все? Если речь пойдет о том, что от них потребуют поддержки не враги, а "старые" дворяне, в деле возвращения вольностей? Вы не мне отвечайте, себе.

Лиля подняла фонарь и оказалась их лица оказались в одном шаре неверного света. Губы полковника были сжаты под усами практически в нитку.

— Вы, Ваше Сиятельство, чего хотите? Я человек простой, мне бы конкретно?

— Мне нужно понимать как я со своими людьми гарантированно выйду отсюда, если, например, вас в полку не будет, а разговорчики про то, что мне можно а что — нет будут. Так — понятно?

— Так понятно. Когда желаете ответ получить? Сейчас?

— Когда он у вас будет.

— Имею вопрос.

— Спрашивайте.

— Старые дворяне желают вольностей от Его Величества. Где в этом вы?

— Пока, — невесело улыбнулась Лиля — Меня в этом нет. Но может такое случиться, что я в этом окажусь.

— То есть, будете отъезжать, когда изволите ощутить излишнее беспокойство?

Лиля оценила, каким вежливым образом у нее спросили, "То есть когда ты струсишь?"

— Если — а не когда — меня попросят дать приют и защиту двум девочкам. Так — понятно? Потому, что я НЕ отдам. Никому. Никаких. Девочек. Тем более этих.

Полковник задумался, чисто автоматическим движением пошевелив усами..

— Или ЕСЛИ кто-то в вашем полку сочтет меня призом, а вас не будет рядом, чтобы возразить.

— Я подумаю. Как мне известить вас о принятых мерах? Полагаю так, что вы же не хотите, чтобы о них все знали?

— После обычного совещания скажете? Найдем повод поговорить. Например, расскажете — подействовали мытые руки или нет.

— Как Вашему Сиятельству угодно будет.

— Кстати, полковник, а почему вы разводите посты и потом сидите в роще?

Фрим пожал плечами.

— Чтобы поменьше мои с девицами сюда бегали. А то завели моду! Службу надо нести, а не… гхрм. Да.

— Увидимся, шевалье полковник.

— Увидимся, Ваше Сиятельство.

На обратном пути Йёрген думал — напомнить о себе, или не стоит? Госпожа ходила разговаривать с ярлом Фримом, разговор прошел непросто — так что настроение у нее, конечно, так себе. Возможно, недовольные тролли заранее разозлили ярла? Решил, что рисковать не стоит.

Тем более, что было довольно сыро.

На выходе из рощицы, Лилиан Ауд сказала ему:

— Йёрген Хелльстрём.

— Да, госпожа?

— Мне бы не хотелось, чтобы у тебя были неприятности. А они обязательно будут, если ты расскажешь кому-либо, о том куда и с кем ты сегодня ходил. — Лилиан с сожалением подумала, что вот тут-то ей бы пригодилась парочка недорогих золотых колец — Если же ты проявишь должную сдержанность, я тебя не забуду.

Перед Йёргеном Хелльстрёмом возник образ пятнистой коровы. Ради этого стоило потерпеть.

— Да, госпожа.

Вернулись без приключений, прошли те же самые посты. На недоуменные взгляды приятелей ее провожатый говорил что-то о троллях, но Лилиан, погрузившись в невеселые мысли, отметила это мельком.

Юркнув в смежную комнату, она отдала плащ служанке и отправилась в постель.

Лотта Майли, проводив хозяйку, внимательно осмотрела плащ. Ничего интересного — плащ пах только хозяйкой, мокрым был только понизу. Вирманин же, как она отметила, был без плаща. Чего они тогда в рощу ходили?.. В принципе, служанка с одобрением отнеслась к замыслу хозяйки, но теперь ее замучило любопытство. Поворочавшись минут пять, она решила все-таки разобраться. Накинув платье, она выглянула в коридор.

— Воин?

— Чего тебе, женщина? — прогудели из ниши.

Лотта подобралась поближе.

— Как тебя зовут?

— Йёрген.

— Я — Лотта. Скажи, Йёрген — а куда ты водил хозяйку? — Лотта сделала "бровки домиком" и подошла совсем близко — чтобы можно было смотреть снизу вверх.

— К чему тебе это, Лотта?

Лотта воспряла духом. Если бы ей просто сказали "Иди отсюда!" — было бы ясно. Но вопрос — это уже почти предложение.

— Ну, мне же надо знать — будет госпожа завтра подобрее или нет?

Йёрген Носатый подумал, и решил, что глупая женщина все равно не отвяжется, и надо ей что-то рассказать. Но ведунья, возможно, уже наложила заклятье, так что следовало разговор увести в сторону.

— Твоя госпожа ходила отвадить троллей, и ей требовался добрый топор. На всякий случай.

— Отвадить кого?!

— Ты не знаешь, кто такие тролли?! Да как вы тут вообще живете-то?!

Это был серьезный вызов. Йёрген рассказал ей о троллях и их коварстве, потом о троллях и ведуньях, в середине рассказа припомнил, что тут ведуний не очень-то любят и добавил туда рассказ о альдоне и черте, само собой поименовав альдона Лилиан, (в результате Лилиан обрела в рассказе явные черты сияющего — разговоры пастера Воплера прекрасно вписались в канву)… В-общем, как-то так получилось, что Лотте оказалось удобнее сидеть у него на колене, а потом ее взяло любопытство насчет носа.

В целом, сменившись утром с дежурства Йёрген Хелльстрём думал, что боги и правда благоволят ему, а Лотта чуть не проспала. Подумаешь, называет он домовиков и леших троллями. А так парень как парень. И примета не подвела. Ну, в самом деле, если уж хозяйке не надо…

Господь наш Альдонай, как он от этого устал. Всю свою жизнь герцог Ивельен был вынужден объяснять идиотам самые очевидные, впитываемые с молоком матери вещи.

Что люди — разные. Кого-то Альдонай награждает силой, кого-то талантом к выпеканию хлеба, кого-то — с благородством и умом, необходимым для управления.

Любой крестьянин замечает, что у черной коровы и черного быка не бывает рыжего теленка. В бесконечной мудрости своей, уже давным-давно выделились в Ативерне рода, которые рождают достойных правителей и властелинов, абсолютно необходимых большинству людей. Что, прикажете поверить, что на осине будут расти яблоки?

Еще в детстве, заставляемый отцом разбираться в огромных делах Ивельенов, он выяснил, что достаточно проверить любое дело — и можно половину управляющих вешать, а две трети всех крестьян (или работников) пороть. И это еще хорошо. Лень. Праздность. Ничем не оправданная гордыня. Просто болезнь какая-то, вроде Альдонаева Ожога — постоянно где-то да возникает. Впрочем, справиться с крестьянами — это дело даже для молодых. И, как говаривал ему отец, хочешь, чтобы было сделано хорошо — проверь все сам. Сам! Никаких управляющих.

Устал он уже. В молодости раздражался, бывало, сверх меры — и сам порол, и палача держал. А потом понял — ну, что же делать, так Альдонай в мудрости своей рассудил. Подлое оно сословие, и пишется — подлое. Смирение, оно для крестьян одно, а для дворян — другое.