Sayar - Людская предательница (СИ)

— Помню, когда был маленьким, всегда мечтал защищать свой дом и короля. Мне не нужны были титулы, семья или друзья. Со мной мои лук и меч, и большего для счастья не нужно. Так думал я, пока не познал разлуку с тобой, моя дева. Ты ворвалась в мою жизнь словно вихрь, и теперь потерять тебя… Нет большего для меня страха. Ты — моя вечность, Джасти, но и краткий миг.

Чтобы он там ни шептал, звучало красиво. Особенно сейчас, когда Йорвет говорил так тихо, спокойно, растягивая каждое слово, словно напевая. Она слушала, куталась пальчиками в его волосах и улыбалась. Почему-то под это красивое звучание ей представлялся водопад, сумерки и радуга. Непонятно, почему.

— Красиво. Я распознала своё имя и «дева», — прошептала девушка. — А что ты сказал?

— Мы договаривались, что я что-то скажу, но о переводе…

— Небось, опять гадости про меня говорил, — улыбнулась она. Йорвет засмеялся, но на вопрос так и не ответил. Пора выполнить часть сделки. Настала её очередь долго думать о том, что бы спеть такого, чтобы и красиво было, и её голос мог взять нужные ноты. Это умела, но тот факт голосу красоты не придавал. Под выбор пала песня, которую сочинила её подруга, и которая обрела большую популярность средь её знакомых. Правда, Джасти там немного слова изменяла на ходу. Потому что захотелось!

…И из снов моих с утра бежишь проворно.

Крыжовник терпкий, сладкая сирень

Хочу во сне твой видеть локон черный,

Изумруда глаз твоих, что слез туманит тень.

По следу Лиса я пойду в метели.

И сердце дерзкое настигну по утру.

Сквозь гнев и грусть, что камнем затвердели

Я разожгу уста, что мерзнут на ветру…

…Не знаю — ты ль мое предназначение.

Иль страстью я обязана судьбе.

Когда в желанье, облекла влечение…

Не полюбил ль ты во вред себе?..

Пела тихо, наконец убрав свою ладонь с его уже прикрытого глаза, и положила её на лоб эльфа, не зная, куда ещё деть. Йорвет не перебивал, лишь изредка улыбаясь. Он заметил явное изменение: уж больно подозрительно про зелёные глаза и Лиса, которого нужно отыскать. Но он молчал. А потом, кажется, стал медленно засыпать. Джасти ещё пару раз спела песню, убаюкивая его, а потом просто любовалась в тишине его внешностью.

Йорвет проснулся от ярких лучей солнца. Он не сразу вспомнил, что было перед сном, и потому долго удивлялся, что человечка забыла на его плече, и почему рука эльфа её приобнимает. А потом всё-таки вспомнил. Он уснул на девичьих коленях, слушая странную песенку. Но спал сном младенца. Мышцы наполнились силами, разум прояснился, хотя было ещё трудно прийти в себя после столь непривычно долгого сна.

Надо бы пойти и заняться делами, но… Так не хотелось будить это хрупкое создание. У стены Джасти свернулась калачиком, тесно прижимаясь к телу эльфа, даже не укрытая одеялом, на котором, собственно, и спал Лис. Видимо, замёрзла ночью и искала в Йорвете хоть какое-то тепло. Тёмные волосы слегка прикрывали её безмятежное лицо, и эльф не мог удержаться, чтобы не заправить их за ухо, что в конечном счёте и сделал, едва ощутимо касаясь её скулы, щеки и виска. Такая беззащитная.

Старый Лис ещё долго любовался этим лицом, пока не заметил боковым зрением какое-то движение за окном. Поднял голову — никого не было, но мужчина нутром чувствовал, что за ними наблюдают. Тяжело вздохнув и узнав наблюдателя, Йорвет медленно и аккуратно поднялся, боясь встревожить то хрупкое создание, что прижималось к нему.

Выйдя в зал, Йорвет с еле заметной улыбкой поприветствовал не спавших беременных и рожениц. Кто-то уже кормил своего ребёнка молоком, кто-то любовался своим детищем. Было слишком тихо в лазарете, Йорвет уже привык к вечно орущим эльфятам и постанывающим женщинам. Но это никогда не раздражало. Столько младенцев в одном помещении заставляло Лиса думать и воображать, что его народ не на грани вымирания, а всё так же, как и много веков назад, растёт и процветает. Как знать? Если дела так пойдут и дальше, то когда-нибудь дивные эльфы вернут себе былое величие. Нужно только время.

А между тем следящий за парочкой ждал Йорвета снаружи. Лис уже приготовился к каким-нибудь шпилькам и двусмысленным вопросам, но, выйдя из лазарета, Йорвет заметил Зеврана у окна Джасти, и тот чему-то глупо улыбался. Он уже знал, что его обнаружили, и потому даже не стал отходить от места преступления или поворачиваться в сторону одноглазого:

— Всё-таки… ты её любишь.

Йорвет скрестил руки на груди и молчал. Был ли смысл что-то отвечать или оправдываться? Этот пройдоха и так всё видел. Эльф же сейчас просто готовился выслушивать насмешки, чтобы потом набить эту ехидную рожу. И плевать, что в центре Амарайла, на виду у просыпающихся жителей. Но… на удивление, в голосе Зеврана не было ноток издевательств:

— Скажи мне три года назад, что кто-нибудь из нашего народа влюбится в человека, — я бы от души посмеялся.

Это да, что есть, то есть. Одноглазый бы вообще убил за такие слова. Пока Зевран стоял рядом с окном, Йорвет стал подходить ближе и увидел медсестру. Она всё ещё спала, сжавшись в комок без своего «обогревателя».

— Зря ты так, Йорвет, — наконец повернулся к нему Ворон. — Мог уже давно ей сказать о своих чувствах. Боишься быть отвергнутым? Я вот…

— А тебе не кажется, что это не твоего ума дело? — перебил его Старый Лис. Зевран нахмурился и перевёл свой взгляд вновь в окно. Надо же… Ворона трудно было довести до такого состояния. Если бы только он сам не пребывал в серьёзном настроении, что бывало крайне редко и непривычно. — Неужели за мной осталось последнее слово? Надо запомнить этот день.

— Просто ты пожалеешь об этом, и это будет справедливо.

— О чём ты?

— О том, что один молодой принц уже изъявил своё желание перед отцом сделать Джасти членом своей семьи.

— Ч-что?! — громко? Это было слишком мягкое слово. Зевран, подлец, на это усмехнулся. — Он её даже не любит… Даже не знает! Пару раз с ней погуляв, решил, что влюблён? А что Трандуил?

— Лис, не кричи мне в ухо, я тебя прекрасно слышу, — чуть ли не пропел Ворон, да так омерзительно сладко. — Дело не в любви, Йорвет. Леголасу стыдно перед нашей девой, что он искалечил её судьбу и лишил прекрасного будущего. Да и ты что, нашего владыку не знаешь? Разумеется, он был в бо́льшем гневе, чем сейчас ты, — одноглазый заметно расслабился на этих словах, сам немного поразившись своей реакцией. Но вот только спокойствие было недолгим: — Но ты и Леголаса должен прекрасно знать. Они с отцом долго ругались, в конце спора Трандуил произнёс: «Делай с ней всё, что захочешь. Утешай сказками, выстрой иллюзию любви. Но не смей представлять её своей женой, и уж тем более я не потерплю, чтобы в моём роду были полукровки, мать которых — обычное человеческое существо без рода и титула», — после цитаты Зевран задумчиво поднёс к губам пальцы, промычал, будто пытаясь вспомнить что-то, и добавил: — Кажется, так. В любом случае, смысл я тебе передал в точности.