Антон Маевский - Зеркало Деметры (СИ)

– …Здесь тоже интересно. Я ведь и биологией занимаюсь понемногу. Травы, ящерицы…

– А море?

Питер усмехнулся. Борислав никак не мог понять, растит он бороду или просто редко бреется.

– Может быть. Но я же специалист по китообразным, а их теперь тут долго не будет. А на всякие водоросли переквалифицироваться – это не мое. Совсем. Честно говоря, я думаю податься на Джиневру. Там вообще планета-океан, даже островов нет. Вот если бы на ней китов акклиматизировать…

Борислав кивнул и отпил сидра. Питер ему нравился. Вот ведь какое поражение пережил человек – и не сломался. Точнее, как раз надломился, но теперь разумно и умело лечит свой перелом. Без всяких психологов, между прочим…

– …Но почему?

Питер задрал свои косматые брови.

– Вы о чем?

Борислав улыбнулся, повертел в руке стакан и поставил его на место.

– Знаете, я же историк. Много лежит в памяти… Вы знаете, что такое Вторая мировая война?

– В общих чертах.

– Так вот, во время Второй мировой войны был такой момент. Фашистские линейные корабли прорвались через пролив Ла-Манш, который был наглухо перекрыт английским флотом. Должен был быть наглухо перекрыт… Эти корабли надо было потопить – а они прошли. Английский премьер позвонил по телефону в адмиралтейство и сказал одно слово: «Почему?» И положил трубку.

Питер долго молчал.

– Это вы о китах, – сказал он. – Я понимаю. Что тут сказать?.. Возможно, это был какой-то вирус. Вы про Надежду слышали?

Борислав поморщился.

– Да, – сказал он.

– Кошмар, верно?

Борислав вяло кивнул. Страшную историю Надежды знали все, кто интересовался галактическими путешествиями. Но говорить об этом не любили. Планету Надежда незадолго перед ее открытием землянами охватила пандемия вирусной прогерии – инфекционной болезни, вызывающей ураганное старение. Причем самих землян надеждинский вирус тоже поражал, и выяснилось это слишком поздно…

– Здесь что-то подобное?

– Да, – сказал Питер. – И я очень надеюсь, что это коснулось только китов… Вы знаете, что тут было сразу после Волны? И я не знаю. Я на Радуге всего пятнадцать лет. Но я знаю, что здешняя биосфера была мертва на три четверти. Неудивительно, что она творит неожиданные вещи… теперь. Когда ее оживили.

Борислав не ответил, потому что ему стало жутко. Он посмотрел в окно, на горящий светлый день. Панический страх… имени полуденного демона Пана… Вдруг стало ясно, почему люди всегда боялись воскресших мертвецов. Говорят, уже неандертальцы тщательно хоронили своих покойников – именно поэтому. Некрофобия. Боязнь даже ненароком соприкоснуться с чужим, непредсказуемым, неправильным, иномирным…

– Кстати, – сказал он. – Я так и не понял: а на Радуге вообще есть старожилы? Ну, те, кто тут еще до Волны поселился. Я пока таких не видел.

Питер задумался, наморщив лоб.

– Хм, – сказал он. – Нет, ну есть Пикбридж, конечно. Она как была главным биологом Радуги до катастрофы, так им и осталась. И остается. Легендарная личность. Железная старая леди. А вот кроме нее… Даже и не знаю. Вам это зачем-то нужно?

– Да я сам не знаю пока, – сказал Борислав честно. – Я же сейчас без работы. Но меня Радуга очень заинтересовала. Хочется ее просто изучить – ну, так, как любой историк изучает планету или страну. Или социолог. Странное желание, да?..

Питер пожал своими могучими плечами.

– Желание как желание. Ничего странного. Я вот тоже по своему почину кое-какие исследования веду, с ящерицами с этими… Знаете, я вспомнил. Есть один физик – Святослав Борисович Штромберг. Чудаковатый, надо сказать. Он был еще в команде Аристотеля. Это точно. И когда физические институты отсюда выводили, он остался. Кажется, вообще никогда больше никуда не улетал. Серьезной работы здесь сейчас для физиков мало, так что он служит наблюдателем на станции дальнего контроля. И давно уже служит. Пригодится вам это?

– Возможно, – сказал Борислав.

Набережная Столицы производила фантастическое впечатление. Искусственный лес прямо у воды. Сейчас, поздним экваториальным вечером, людей не было видно, хотя их присутствие ощущалось. В мягкой тьме, до которой можно было дотянуться рукой, колыхались невидимые листья то ли кленов, то ли гинкго, то ли пальм. Над самой землей водили головками мини-прожектора; блики падали на шершавые ветки. Причудливые тени покрывали песок, парковые скамейки и руки сложным, ежесекундно меняющимся узором. И фоном для всего было море – бесконечное, светящееся даже во мраке, уходящее туда, где можно слиться с небом…

Ноги несли Борислава сами, и, задумавшись, он не заметил, как выбрел на открытое место. Маленькая освещенная площадка, вдающаяся в море. Она была обнесена легким парапетом, и посреди нее стояла белая травертиновая плита.

Борислав приблизился.

На плите была надпись:

Timothy Sawyer

2133 – 2156

To strive, to seek, to find, and not to yield.

Борислав постоял, читая. Было прохладно. Кто-то подходил из леса, но он решил не придавать этому значения. Радуга – одна из самых безопасных планет в Галактике…

Через мгновение он понял, что идет женщина.

Девушка. Светлая мулатка в длинном платье. Волосы у нее были, кажется, русые. Ночь мешала это понять.

– Его не успели спасти, – мелодично сказала девушка. – Он потерял зрение и не мог сам идти, а счет шел уже на секунды. Они бы, конечно, тащили его до последнего. И тогда могли погибнуть все. Он понял это. И ушел.

– Как? – Борислав подошел к девушке. От нее пахло ежевикой.

– В море, – сказала она. – Просто в море… Как вас зовут?

– Борислав. Борислав Дружинин.

– Луиза. Луиза Дельгадо.

Она обошла монумент и встала рядом. Борислав чувствовал, как бьется ее сердце.

– Часто здесь бываете? – спросил он.

Она тряхнула волосами.

– Да. Здесь хорошо думается, вы заметили?.. – Она шагнула вперед и нежно погладила пористый камень плиты.

– Тут красиво, – тихо сказал Борислав.

Луиза кивнула, не глядя.

– Иногда мне кажется, что я с Тимом давно знакома, – сообщила она. – Правда, это странно?

Борислав покачал головой.

– Ничего странного. Каждый погибший где-то жив.

Она кивнула.

– Я знаю. Но ведь он погиб за двадцать лет до моего рождения… А вы здесь работаете?

– Нет, – сказал Борислав. – По крайней мере, пока нет. Я… как бы сказать… в отпуске. В бессрочном, – он улыбнулся.

Луиза покосилась на него.

– Тоже из неудачников, – сказала она. – Не обижайтесь. Радуга – планета агробиологов, врачей и неудачников. Бродят тут толпами. Хотя чаще – поодиночке. Толпа одиночек…

– А вы – кто?

Она чуть повернула голову.

– А я медтехник. Не врач. Некоторые путают. Разочарованы?