Serpensortia - Фанфик Everything I am

— Профессор!

Снейп останавливается в дверном проеме — почти как я сегодня в кабинете Дамблдора. Ему или некогда, или не терпится уйти, но он оборачивается, раздувая ноздри в явном раздражении.

— Удачи, — одними губами произношу я, мучительно стараясь не покраснеть. Не могу поверить, что делаю это — вместо того, чтобы пожелать поскорее сдохнуть.

Снейп несколько секунд сверлит меня взглядом, и дверь за ним закрывается.

Я иду назад к раскрытому настежь шкафу, предоставляя своей совести и внутреннему голосу доказать мне, что я идиот. Теперь это уже можно сделать, и я занимаюсь уборкой, слушая своих внутренних демонов. Но у них, к сожалению, нет ответов на мои вопросы.

Когда я ухожу, я чувствую потрескивание магии за своей спиной и невольно прикидываю, что завтра эти двери отомкнутся только для меня. Потом быстро поднимаюсь наверх.

* * *

…Я просыпаюсь, словно от оклика, и некоторое время лежу в темноте. Я давно так не просыпался и уже успел забыть полумрак, царящий за задернутым пологом даже светлой весенней ночью. Не понимая, что же меня все-таки разбудило, я приподнимаюсь на локте, прислушиваясь.

В голове успевает мелькнуть мысль о том, что я отвык от ночного бодрствования — я больше не слушаю нашу спальню, и когда это успело забыться? — и тут явственно различаю негромкий стон. Я чувствую, как на лице появляется слабая ухмылка. Помяни черта… Кто-то опять не наложил заклинания на полог.

Нет, не кто-то. Я точно знаю, кому принадлежит голос. Это Симус.

Я осторожно откидываюсь обратно на подушку и весь обращаюсь в слух, проклиная себя за безволие. Я могу предсказать, когда он не сможет сдерживать голос и начнет кусать край одеяла, сопровождая последние движения руки глухим рычанием. Моих ноздрей касается призрак его запаха — мускус и смегма — который я так любил нарочно оставлять на пальцах, чтобы украдкой подносить днем к носу ладонь, вспоминая ночную близость. Даже если это не было подлинной близостью.

Последняя мысль оказывает на меня действие пригоршни воды, брошенной в пылающее лицо. Я внезапно думаю, не нарочно ли он забыл наложить заклятье тишины, в расчете на то, что я проснусь. Кому как не Симусу знать о моих проблемах со сном еще пару месяцев назад.

Он может провоцировать меня.

Но даже если так, провокация не удалась. Я с удивлением ощущаю, как успокаивается сердцебиение, а ладони, стиснутые в кулаки, чтобы не залезть под одеяло, медленно расслабляются. Да, я заведен звуками чужого возбуждения. Но с собственным, как выяснилось, вполне могу справиться, не прибегая к помощи рук. Просто потому, что мне больше не интересен Симус.

Я поворачиваюсь на бок, не вслушиваясь больше в сбитое дыхание на соседней кровати, и медленно погружаюсь обратно в дрему. Уже на грани сна и яви внутренний голос осведомляется, нет ли еще каких-нибудь причин, улучшивших мое самообладание. Но я не успеваю ему ответить и засыпаю.

Утром я просыпаюсь от истошно орущего будильника. Причем кто-то из соседей поработал над ним, зачаровав так, чтобы он увертывался от попыток взять его в руку и выключить. Промучившись минуты три и так и не сумев поймать орудие своей ежеутренней пытки, я поднимаюсь и откидываю полог — чтобы привычно зажмуриться от бьющего в глаза солнца. Спальня уже пуста, и это в общем неудивительно, если учесть, что завтрак начался полчаса назад. Проклиная свою способность проспать все на свете — словно организм решил наверстать недосып прошлых месяцев — я одеваюсь, наспех привожу себя в порядок и сломя голову вылетаю из комнаты.

Рон и Гермиона встречают меня насмешливыми улыбками. Яичница с беконом уже холодная, но кофе еще дымится, и я жадно накидываюсь на полуостывшую еду. Я тянусь к солонке, когда Гермиона роняет между делом:

— А Зельеварения сегодня нет. Его почему-то заменили на Трансфигурацию.

— Гарри, ты не знаешь, Снейп часом собственным зельем не отравился? — тут же вклинивается сбоку Рон.

Я жую щедро намазанный маслом хлеб и отрицательно качаю головой. Друзья дожидаются, пока я проглочу, и требовательно смотрят на меня. Я досадливо дергаю бровью, обводя взглядом зал и пытаясь дать им понять, что здесь не место для обсуждения. Рот Гермионы округляется от понимания, она произносит небрежное «ага» и начинает просматривать какой-то учебник, отодвинув в сторону пустую посуду. А вот Рон смотрит на меня с очень странным выражением лица, так, что я даже оглядываю себя в поисках крошек на одежде или еще какого-нибудь беспорядка. Но он только фыркает в ответ на мое удивление и машет рукой:

-Забудь. Ты скоро? — я откладываю в сторону салфетку и поднимаюсь. Гермиона убирает в сумку свою книгу и тоже встает.

Когда мы выходим из Большого зала, она радостно произносит:

— Гарри, но раз Снейпа не будет… это же просто отлично! Мы уже несколько вечеров ничего не делали вместе!

— Уроки, например, — вставляет Рон, подделывая ее интонации, за что тут же получает локтем под ребра.

Я усмехаюсь, глядя на привычную картину их разборок, и возражаю:

— Нет, ребята. На отработку взыскания мне вечером все равно придется пойти, — и видя, как вытягиваются их лица, добавляю, — Снейп настроил на меня следящие чары и узнает, если даже я только опоздаю. К тому же он должен сегодня вернуться.

— А хорошо бы нет, — бросает Рон, — хорошо бы вообще исчез.

Я не знаю, что толкает меня в грудь так, что я останавливаюсь. Я смотрю Рону в лицо и вижу, как его веселое выражение сменяется недоуменным. Я выдыхаю сквозь зубы и произношу — тихо, словно не уверен в своем голосе. А я не уверен:

— Думай, что говоришь. Хоть иногда.

Рон возмущенно смотрит на нас обоих, и я вижу, что Гермиона на моей стороне. Уизли пожимает плечами, и я вижу, что он злится:

— Чокнутые, — говорит он, — нашли по ком плакать.

Кажется, я все-таки не удержал выражения лица. Не знаю. Я разворачиваюсь и иду прочь, не видя дороги перед собой. Почти сразу мне на плечо ложится рука. Я зло стряхиваю ее, но это Гермиона, она заходит вперед, становится передо мной и настойчиво просит:

— Подожди, Гарри.

Я пытаюсь отодвинуть ее и пройти, но она упрямо загораживает мне путь. Уизли, видимо, так и стоит на прежнем месте, поскольку я не вижу его. Тем лучше.

— Гарри, — начинает Гермиона второй раз, — Рон не хотел.

— В самом деле? — отвечаю я, и чувствую к своему ужасу, что голос у меня срывается, — ну так расскажи ему, что такое хорошо и что такое плохо! Расскажи, может быть, ты прочла достаточное количество книг, сумеешь объяснить нашему другу, что такое смерть? Что желать смерти другому человеку — это… это… — у меня сжимается горло, но глаза сухие.

Я практически разучился плакать после смерти Сириуса. Когда винил в его гибели сперва Снейпа, потом себя… Я разучился плакать, но меня трясет.