rakugan - Коридор

Зато благодаря воспоминанию прояснилось кое-что насчет Дамблдора. Судя по всему, в подземелье не было никаких защитных заклятий, иначе они сработали бы при первой же попытке Квиррелла дотронуться до зеркала. Надо полагать, чары были установлены позже. Зачем? Неужели для того, чтобы Гарри не обвинили в убийстве по неосторожности?

Конечно, за выброс стихийной магии не сажают в Азкабан, но все равно это означало бы допрос и учет в Департаменте правопорядка. Очень благородно со стороны Дамблдора избавить ребенка от такого испытания… И ведь старику пришлось порядком попотеть. За какой-нибудь час между спасением Гарри и вызовом авроров — дольше тянуть нельзя, это выглядело бы подозрительно, — надо было установить в подземелье чары, поместить тело Квиррелла в точке, где сходятся лучи, активировать защиту и проследить, чтобы труп в итоге выглядел «правильно».

Чтобы провернуть такую грязную (в буквальном смысле слова) работу, нужны более серьезные причины, чем забота о репутации ученика. Видимо, Дамблдор не просто следил за происходящим в подземелье, а давно знал, что творится с Квирреллом. Этого следовало ожидать — он ведь фоновый легилимент, так что Квиррелл вряд ли мог скрыть от него чужую сущность в своем затылке. Если, конечно, сам же Дамблдор ее туда не «подсадил», чтобы избавиться от шпиона. Но в любом случае он не хотел, чтобы об этом кто-нибудь узнал.

А для Гарри Дамблдор, по всей вероятности, устраивал проверку. Если в ребенке действительно воплотился Лорд, самый надежный способ это выяснить — стравить его с конкурентом…

К тому же Дамблдор, видимо, рассчитывал, что я обо всем узнаю. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно подсказал Люциусу мысль затребовать в канцелярии приказ и схему защитных чар. Очень возможно, что Дамблдор предвидел это заранее — потому-то Люциус так легко, без проволочек получил нужные документы. Все вместе представляло собой своего рода послание, и Дамблдор не сомневался, что рано или поздно я найду его и расшифрую.

Или буду думать, что расшифровал… Наверняка я что-нибудь упустил.

Чем больше я пытался понять логику Дамблдора, тем сильнее начинала болеть голова. Казалось, что я заплутал в тумане или брожу по лабиринту.

Впервые с манерой Дамблдора загадывать загадки я столкнулся еще в Хогвартсе. Дамблдор был тогда заместителем директора и вел у нас ЗОТИ. Преподавал он отлично, спору нет, и на уроках мы слушали, затаив дыхание. Зато домашняя работа приводила всех в ужас. В отличие от других учителей, Дамблдор не шел по самому простому пути: например, выучить такой-то параграф или написать реферат на такую-то тему. Вместо этого он давал нам задачки — отдельно для каждого факультета, — которые все, как одна, начинались со слов: «Подумайте, почему…».

На решение задачи отводилось две недели, но этого всегда было слишком мало. Дамблдор умудрялся ставить вопросы, на которые нельзя найти ответ, просто посидев в библиотеке. Понятия не имею, как справлялись Гриффиндор и Хаффлпафф, а вот мы еще на первом курсе приспособились нанимать однокурсников с Рэйвенкло. Они решали наши варианты, а мы расплачивались с ними шоколадными лягушками и сахарными перьями. Все шло хорошо, но на втором курсе рэйвенкловцы наотрез отказались от сделки: мол, над своими-то задачками приходится думать днем и ночью, куда уж тут брать чужие!

Когда это произошло в первый раз, мы надеялись, что это временные трудности. Подумаешь, со Слизерина сняли двадцать баллов за невыполненное задание — ничего, наверстаем. Но на второй или третий раз мы приуныли. Попытки устроить мозговой штурм ничего не дали — на взгляд нормального человека задачки Дамблдора по большей части вообще не имели смысла. Ивэн Розье напрочь отказывался в этом участвовать, Белла с досады швыряла конспект об стену, Альма Гринграсс ныла: «Давайте спросим кого-нибудь»… Один только старательный Тед Уилкс продолжал листать учебник в надежде найти какую-нибудь подсказку.

Наконец я попросил о помощи Басти, но брат был в плохом настроении, так что я нарвался на выволочку:

— Хватит того, что я за тобой присматриваю и сопли вытираю! Я еще должен за вас всех делать уроки? У меня в этом году СОВы, работы по горло!

Это было обидно и несправедливо, тем более что сопли я сам себе вытирал. А СОВы будут только летом — какой дурак начинает готовиться к ним в октябре?

Мелькнула мысль нажаловаться маме, но тут же ее сменила более продуктивная: а что, если подключить маму к решению задач? В конце концов, она в свое время тоже заканчивала Рэйвенкло…

Письмо домой я сочинял целый день. Чтобы не получить выговор еще и от родителей, нужно было обставить дело так, будто я сам могу все решить, но кое-какие мелочи остаются неясными. Наверное, получилось убедительно, потому что — о чудо! — через три дня пришел ответ на задачку.

Изложить его мы предоставили Розье. Выслушав Ивэна, Дамблдор похвалил нас и дал факультету двадцать баллов. Потом бросил на меня короткий взгляд, улыбнулся и заметил словно бы в пространство: «Что ж, способ, каким получено решение, — тоже часть решения»…

Он явно все знал, но почему-то не считал нужным возражать. Так что с тех пор я два раза в месяц отсылал домой новую задачку. Долгое время способ себя оправдывал, но однажды, курсе на пятом, очередной вопрос Дамблдора поставил в тупик даже мою маму. Сова с ответом прилетела лишь за пять минут до урока ЗОТИ, когда я уже утратил всякую надежду. Потом такие случаи повторялись еще не раз.

Несколько лет спустя, когда я уже закончил школу, у нас с матерью случайно зашел об этом разговор.

— Над некоторыми задачками пришлось поломать голову, — призналась она. — Я даже обращалась за помощью к Тому, вот и запаздывала с ответом.

— Правда?!

Меня удивило не то, что мама называет Лорда по имени — на правах старой знакомой она делала так нередко, как и мой отец, и мистер Розье, и прочие из ближнего круга. Я никогда не мог понять, по какому принципу они выбирают обращение. Впрочем, для меня подобная фамильярность все равно исключалась, так что и думать об этом не стоило. Странно было другое: у меня были веские основания полагать, что мама относится к Лорду очень плохо, хотя вслух ни о чем таком не говорилось.

— Мне казалось, вы недолюбливаете друг друга, — рискнул я пустить пробный шар.

Мама улыбнулась, и мне показалось, что она сейчас ответит, как Дамблдор: «Удачная догадка… Десять баллов Слизерину. Можешь взять лимонную дольку».

— Ты не ошибся, — заметила она. — Недолюбливаем — это еще мягко сказано. Но в данном случае мне самой было интересно.

— А почему он соглашался? Нечем было заняться, кроме как делать вместо нас домашнюю работу?