Svengaly - Красноармеец Горшечников

Улизин развёл руками, растерянно глядя Георгине вслед.

- Пойдём спать, Ромка. Утро вечер мудренее.

В хату, где красноармейцы готовились ко сну, зашел помполит.

- Паровоз на рельсы ставит, - пошутил он, наблюдая, как Колька Кривой, надув щёки, разжигает самовар. У его ног тёрлась серенькая кошка, щурила ласковые глаза.

- Гарька, за что тебя сегодня комиссар расстрелять хотел? - спросил вдруг Федор Улизин, разбиравший за столом свой наган.

- Полез куда не надо, - хмуро отвечал Гарька.

- Ты уж давай, Горшечников, договаривай, - Лютиков встал и смотрел на Гарьку как никогда строго. - Шарить по чужим сундукам есть поведение, недостойное бойца революции!

Остальные, отложив свои дела, тоже уставились на Гарьку с неодобрением.

- А бросать крынками в товарищей - достойное? - спросил Гарька внезапным, густым, как простокваша, басом.

- Ты зареви ещё, - укоризненно сказал Хмуров.

Ярость вскипела, забурлила в Гарьке с такой силой, что потемнело и задвоилось в глазах.

- А если б он меня застрелил? Требую проработать комиссара на партийном собрании!

- Уймись, печенег, - проворчал Хмуров. - Ты, может, и в моих вещичках порыться желаешь?

Злость ушла. Гарька стало так стыдно, что под половицу бы спрятался.

- Вот так, значит, - проговорил он, скрывая замешательство. - Пусть убивает, лишь бы до ваших подштанников никто не коснулся.

- Горшечников, если бы я хотел от тебя избавиться, давно бы прихлопнул. Долго ли? Однако не бойся - в мыслях у меня такого нет.

- Вы когда прекратите к людям подкрадываться?! - заорал Гарька. - Я из-за вас заикой сделаюсь!

Красноармейцы заржали.

- Точно, Горшечников, - ухмыляясь, подтвердил Север. - Я тебе первый враг. Только и думаю, как бы тебя искалечить или хоть шинель тебе порвать, на худой конец.

- Вот, - Жорка Улизин вручил Гарьке шомпол с навязанной на него белой тряпочкой. - Сдавайся, Гарька. Молод ты ещё с комиссаром тягаться.

Горшечников махнул рукой и тоже засмеялся.

Угрюмцев в общем веселье участия не принимал, хмурился, своей фамилии под стать, о чём-то сосредоточенно думая.

- Как можете вы смеяться, - сказал он вдруг, - в такое время?

- В какое? - Север глянул на него с неприязнью.

- Страшная борьба развернулась на нашей земле, - Угрюмцев уставился перед собой туманным, невидящим взором. - Большевики кинули всему миру страшные для буржуев слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», и вся эта тёмная сила окружает нас, готовя нам гибель…

«Товарищ стоящий, - подумал вдруг Гарька, - а говорит порой как сумасшедший».

- Справимся, - убеждённо сказал Лютиков. - Силы народные неисчерпаемы и безграничны.

- Хорошие слова вы говорите, - крякнул Хмуров. - Я головой тоже так понимаю, только на словах выразить не мог.

- Оставьте ваши наивные верования, - откликнулся Угрюмцев. - В России огромная масса врагов, мечтающих раздавить новую власть. Бить их надо, давить. Уговорами их не проймёшь.

- Если всех задушить - кто тогда останется? - возразил Лютиков.

- Интеллигенты, - выплюнул Угрюмцев. Его глаза налились красным. - Вам волю дай, всё просрёте.

- Вы языку воли не давайте, - вмешался Север. - Недопустимо говорить в таком тоне с товарищами.

Угрюмцев пошевелил желваками на выпяченных скулах, однако замолчал.

Гарька, подперев голову рукой, смотрел в пол. Сквозь щели тянуло холодом и плесенью.

«Или пойти учиться на танке воевать? - подумал он. - Нет, шалишь! Сначала я эту историю с шпионством разъясню, а уж потом подумаю, как быть дальше».

* * *

На следующее утро, едва начало светать, красноармейцы выступили из станицы. По склону, едва припорошенному снежком, вниз двинулись пехотные цепи. За ними двигались враскорячку орудийные повозки.

Рядом с Гарькой, крепко сжимая винтовку, шагал Угрюмцев.

Ветер стих, лишь раскисшая земля чавкала под ногами солдат. Разговаривать было запрещено. Внезапно грохот разорвал тишину: заговорили тяжёлые гаубицы белых, застучали пулеметы. Равнина, по которой только что двигались люди, вскипела, как вода в котле, вспенилась взрывами и воронками.

«Вжик-вжик-вжик», - засвистело вокруг Гарьки.

- Где танки? - яростно прокричал комиссар. - Где артиллерия?

На левом фланге под красным знаменем виделась яркая львиная грива Шабленко - папаху он потерял. Вокруг сбилась группа бойцов.

Цепь красноармейцев вышла прямо на пушки. Начвзвода смело картечью. Чернецкий, так и не спешившийся, махнул прямо на орудие, его шашка засверкала, упал изодранный шрапнелью конь. Взвод поднялся во весь рост и побежал вперёд с глухим «ура».

Снаряд с воем пролетел над гарькиной головой, начисто срезал небольшую сосну.

- Ложись! - Угрюмцев толкнул Горшечникова в овражек, прижал к земле.

Рядом рвануло так, что свет померк у Гарьки в глазах. Грохот, удушье. Сзади протяжно заиграла труба.

- Отходим, товарищи!

Стрельба затихла. Угрюмцев потянул Гарьку за собой. Отряды Севера и Шабленко соединились и организованно отступали в сторону Раевской.

- Смотрите!

Все обернулись, глядя в сторону, куда указывал Фёдор Улизин: рыжее зарево расползлось по горизонту.

По окраине станицы гулял свирепый огнище, сминая жёлтыми лапами саманные и деревянные стены. С главной улицей он уже покончил. Там бродили растерянные чумазые погорельцы. За ними тащился уцелевший скот, равнодушно переступая через обломки. Бабы сползались к колодцу, охая и всхлипывая о погибшем добре.

- Ганна-то сгорела, - ревели, - так с хаты и не вышла…

- Неужто и сюда снаряды долетели? - удивлялся Гарька, озираясь.

Угрюмцев только пожал плечами и, прихрамывая, пошагал в сторону штаба. Несколько домов были переполнены ранеными. В разбитые окна неслись крики и стоны оперируемых.

- Какие снаряды? Подожгли, бисовы дети. Що теперь робити? - сказала Олёна угрюмо. - Хаты нет. Не на пепелище же сидеть.

- Пойдёмте с нами, - предложил Храпов. - Отомстите этим гадам.

Максименко сдвинула ровные брови:

- И то.

- А вон пацаны наши идут! - обрадовался Гарька.

Братья Кривые, все чёрные, в копоти, шли по улице, озираясь и держась за руки.

- Бабку Ганну мы спасли, - сообщил Колька, размазывая сажу по щекам. - Из-за печки вытащили. И кошку спасли. Отвели дядьку Семёну. Он бабку Ганну взял, и кошка, говорит, нехай будет, а нас прогнал. Кормить, говорит, нечем.

- Садитесь сюда, мальцы, - сказал Храпов. - Только чур - под ногами не мешаться.

Гарька вытянул шею - к нему спешил Ромка Улизин.

- Гарька, живой?!

- Меня Угрюмцев вытащил.

Они обнялись.

- Ты подумай, Снейпа легко в руку ранило, не рана даже, а так, ссадина, - возбуждённо тараторил Ромка. - Но кровищи много. Так Георгина от него не отходит и даже рубаху ему замывала. А на мне - ни царапины! Не везёт, да и только!