GrayOwl - Замок Эйвери

- Ох, уж эти женщины, - вздыхаю я, произнося слова про себя и гляжу на Рема.

На его лице застыла маска отчуждённости и холодности, он сидит неестественно прямо, сцепив руки в замок на коленях, и молчит. Я призываю стихию Воздуха и мысленно произношу:

- Enervate!

Стихия окутывает меня тёплым, как когда-то давно, в прошлой жизни, объятием Рема - коконом, тело теряет вес, ломота в теле, головокружение и тошнота пропадают без следа, и я, лёгкий, как пёрышко, как мне сейчас кажется, встаю с койки. Рем встаёт со стула одновременно со мной и говорит тихо:

- Не надо, Север, не ходи, не уходи от меня.

- Я должен посмотреть, что ты сделал с профессором Забини и только.

- Не надо. Север, прошу тебя, ради нашей любви.

Рем подходит ближе и настойчиво, но нежно, как умеет только он один, целует меня, и я, забыв обо всём, с жадностью, словно «умирающий над родником от жажды», углубляю поцелуй.

Где-то далеко слышится мучительный стон:

- Мадам Помфри, Северус не придёт. Лучше поскорее подлечите меня, а потом, когда я смогу ходить, через каминную сеть попаду в Святого Мунго - там меня окончательно приведут в порядок, Вы не против? Мне нужен целитель душ.

… А мы целуемся. И Рем стонет протяжно. А я только всхлипываю:

- Любовь моя, мой Король, мой Лев, моё золото, брат мой близнец, люблю, как же я люблю тебя… Прости меня, если я… чем-то тебя обидел. Я твой, только твой, тинктура связала нас на всю жизнь.

Я сажусь на кровать и жестом приглашаю Рема сесть рядом, потом начинаю рассказывать ему о своём видении, реальности чувств, которые я испытывал там, в эфирном мире, о пылающей звезде и сильном ударе головой.

- Прости, - шепчет Рем, целуя мои веки, о, как же я люблю эту ласку! - это я ударил тебя по голове, увидев, каким принёс тебя на руках этот долбанный подонок, эта грёбанная мразь, ублюдок, Мордред его раздери, чёрт, не знаю, как и назвать - как ни скажи, всё равно больно вспоминать.

Я понимаю, что пропустил многое, но не спешу с расспросами - может, Рем сам скажет что-нибудь ещё.

Но Рем просто снова целует меня и валит на больничную койку, я сопротивляюсь, но у меня мало сил - все их я израсходовал на гнев, подъём с кровати и разговор с поцелуями.

Я снова слаб, как ребёнок, и в голове проносится страшная мысль: «Не сошёл ли Рем с ума от ревности?!», но всё, что он делает, это берёт мой член в руки и ласкает его до появления эрекции, а я шепчу:

- Не здесь, Рем, сюда могут войти в любой миг.

Он поднимает на меня золотистые глаза, блещущие от счастья, а потом, не задумываясь, берёт мой член в рот и ласкает сначала обрезанную обнажённую чувствительную головку, затем проводит языком по одним ему ведомым местам, отчего мне становится жарко и не стыдно, берёт пенис в рот целиком и посасывает - сначала медленно, потом, когда я, закусив губу, выгибаюсь дугой, быстрее, и наконец, я благодарно изливаю в него семя, а он глотает и стонет одновременно. Я же так и не издал звука, зная, что достаточно Блейзу услышать хотя бы мой полузадушенный страстный выдох, ему станет ещё больнее.

- Благодарю тебя, Рем. Право, не ожидал от тебя такой нежности в этом виде любви, тебе же он не нравится, - шепчу еле слышно, когда возвращается способность мыслить и говорить, хотя бы и банальности.

- Зато это нравится тебе, а я готов сделать всё для тебя, даже убить.

В памяти всплывает давний разговор с Гарри, ещё когда мы не провели обряд и даже не позволяли, вернее, - осекаюсь, - я не позволял ничего, кроме поцелуев и объятий.

Тогда зашёл разговор, можно ли предать, совершить подлость, умереть или, напротив, убить ради любимого человека. Я тогда сказал, что готов на всё перечисленное ради Поттера, он же согласился только на смерть и убийство. Чёртова гриффиндорская прямолинейность! А я вот лгу не ради любимого, а подличаю в отношении его самого. И под пыткой я не признаюсь, что был близок с Забини, иначе Рем никогда не простит меня, а тинктура после измены ясно дала мне знать границы доступного поведения - жить и спать только с Ремусом, иначе ждёт погибель в виде растворения в эфирном мире. Даже Посмертия не дано волшебнику, изменившему своему коронованному супругу!

Прав, тысячу, сотни тысяч раз был прав Блейз, говоривший, что мы с Ремом - марионетки Судьбы. Один шаг мимо тропы, и finite la comedia, а ведь действительно, наша жизнь с Ремом за последние полгода - если не комедия, то, уж точно, фарс. Фарс на двоих. Или всё же на троих?

Когда мадам Помфри с таким видом, словно не Блейзу, а лично ей нанесли оскорбление, выгоняет Рема, чтобы дать мне смесь снотворного и Укрепляющего зелий, я, засыпая, слышу, как хлопочет добрая Поппи около жестоко изнасилованного Ремом Блейза, мне жаль Блейза до слёз, которые не дают мне дышать, собравшись в истерический комок, и… засыпаю.

… Просыпаюсь я ночью от крика, который пробился даже сквозь эффект сильнодействующего снотворного. Я понимаю, что нахожусь во владениях Поппи, вот только совершенно не могу вспомнить, почему я здесь очутился, и чьи крики разносятся по Больничному крылу. Я спокойно, без труда, встаю, обнаруживаю, что обуви у меня нет и босой направляюсь к соседу, причём я не помню, кто он и знаю ли я его вообще.

Кричит Блейз, во сне, скорчившись под тонким одеялм, а в перерывах между криками судорожно хватая воздух разбитыми губами, и я вспоминаю всё сразу. Словно лавина, воспоминания наполняют мой разум.

- Мадам Помфри! Поппи! Где Вы? - кричу я, но в ответ - тишина.

Тогда я сажусь на уголок койки Блейза и неуверенно провожу рукой по его непослушным, как у Поттера, но не таким длинным волосам. Он замирает, словно боясь удара.

- Блейз! - говорю я громко, чтобы высвободить его сознание из пут какого-то кошмара. - Бле-э-йз-з!

- Кто говорит со мной? Кто говорит со мной здесь? - его голос звучит уверенно, словно бы секунду назад ему не было настолько страшно, что он был весь напряжён, как клинок.

- Это Сев, твой Сев, - говорю я мягко, - что с тобой?

- Твой зверь, он… изуродовал меня, смотри!

Он поворачивает лицо, и в лунном свете я вижу его, всё в кровоподтёках, синяках и ссадинах, нос был сломан - это очевидно, но умелая Поппи «поставила» его на место, рот представляет сплошную запёкшуюся корку с трещинами, появившимися во время всего трёх фраз, уже кровоточащими. Я сотворил простой льняной платок и прикладываю его к трещинам, говорю тихо:

- Но ведь это не главное - синяки пройдут, Поппи наловчилась лечить их у мальчишек, - улыбаюсь спокойно.

- Теперь ты ненавидишь меня, Блейз? Мерлином всемогущим и всеми благословенными богами заклинаю - скажи правду!

- Я люб-лю те-бя, - словно бы поёт он разбитыми губами.

Платок намок от крови - я уничтожаю его в пепел простым невербальным Incendio, а из пепла создаю новый. И снова прикладываю к губам Блейза.