Megumi - Долго, счастливо

Я с усмешкой целую тебя в нос и беспечно пожимаю плечами:

- Красивая ведь дата - одиннадцать лет, - да, я тоже умею нарушать традиционные представления о цифрах, но не только тебе ведь делать предложение на семилетие. - И праздник - год официальных отношений, - ехидство вылезает само, но оно настолько доброе, что я сам хочу смеяться.

А я целую такие любимые, невозможные губы и смеюсь вместе с тобой, прижимаясь еще крепче и тихо шмыгая в последний раз:

- Ты совершенно невозможный, ты же знаешь? С тобой было ужасно трудно уживаться поначалу, потом стало трудно терпеть твои периоды отсутствия во время отъездов, а теперь я не хочу расставаться с тобой никогда-никогда, потому что я тебя тоже люблю. И кто бы там что ни говорил, лучше тебя мужа никогда не будет, - и я поднимаю на тебя глаза, зная, что сочетание моих безобразно растрепавшихся вихров и ужасно зеленых глаз тебе нравится, несмотря на все то, что было в твоем прошлом.

- Ты ведь перестал обращать внимание на чужое мнение еще после своей первой конференции, - я изгибаю бровь и задумчиво направляюсь с тобой к столику. Вальс плавно становится чуть громче, приглашая потанцевать. - Так что для тебя я только такой и есть.

Я не могу удержаться, чтобы не съесть пару ягод и не скормить парочку тебе, после чего так же задумчиво киваю:

- А помнишь, какой ажиотаж поднялся после той конференции? Магический мир едва выдержал этот «мезальянс», и все думали, что у меня помутился рассудок, - и я с наслаждением отдаюсь в твои руки, потому что тоже чувствую этот призыв танцевать, заложенный в по-настоящему волшебной музыке, которая стала нашей, а не только моей.

- Подобное забудешь. Кстати, тебе еще не надоело прятать подшивку с газетами того периода? - я знаю практически все твои секреты, даже те, которые ты бы пожелал оставить секретами. Но ты не против, пусть часть из них тебя и смущает.

- Северус, ну отличное же чтение для поднятия настроения, - даже не пытаюсь оправдываться, скорее по привычке привожу свои любимые аргументы. - Как только вижу эти псевдоскандальные заголовки о том, что Герою подлили приворотного зелья, сразу тянет улыбаться. Потому что если уж кто и должен был подливать в нашей паре зелье, так только я - в конце концов, я же навязался, - я целую тебя в шею.

- Если ты когда-нибудь создашь любисток, который я не распознаю - можешь рискнуть, - с усмешкой прикрываю глаза и поглаживаю тебя по спине. - И ты, кстати, тогда еще не видел, что в замке творилось.

- Я помню, - смеюсь я и лукаво улыбаюсь. - Хагриду тогда ужасно понравилось задавать тебе вопросы, не так ли? - твои руки всегда меня успокаивают. Когда у меня жар, твои пальцы прохладные, и твои прикосновения к моему лбу дарят облегчение. А сейчас здесь холодно, и твоя теплая рука заставляет меня прижиматься к ладони спиной, наслаждаясь этой лаской, которая выражает практически все, что у нас с тобой было. Нет, правда, твои прикосновения к моей спине - это самое интимное, что только можно придумать, они интимнее наших жарких ночей, поцелуев, взглядов.

- Хагрид был частью. А семь курсов студентов и прибывшие на практику аспиранты - да, они были веселым зрелищем. И весьма полезным в своих несовершенных знаниях, породивших как минимум три новых яда.

- Что, настолько изобретательные? - нет, я знал, что что-то да стало результатом этой всеобщей зацикленности на нашем с тобой тогда еще романе, окутанном завесой тайны для тех, кто не знал нас близко. Ну, собственно, для всех, кроме Драко... нет, и все же - ну какой он Драко, я вас умоляю! Дракошкин же.

- Нет, настолько безалаберные. Трижды до неузнаваемости изменить отворотное зелье - для этого нужен талант. Увы, с отрицательным знаком.

- И что, все три изобрели девушки? - вот теперь я точно удивлен. На моей памяти в Зельеварении обычно преуспевали обычно именно парни и мужчины, и мы с тобой тому живое доказательство.

- Две девушки. Третьим был слизеринец, решивший спасти меня от тебя, - я хмыкаю и останавливаюсь, подхватывая чернику и передавая тебе свиток. Иллюзия, бесспорно, высшего качества, но она продержится максимум двадцать минут, а показывать Золушке превращение кареты в тыкву я не вижу необходимости. - Если хочешь, могу потом показать тебе записи и образцы. А сейчас идем, потому что я сквозь мантию чувствую, что ты холодный. К тому же, маггловская служба доставки из ресторана должна прибыть через полчаса.

Я висну у тебя на шее на несколько долгих секунд очередного поцелуя и с вздохом отстраняюсь, приобнимая тебя за пояс и начиная идти рядом:

- Это хорошо, что доставка. Потому что намерение по поводу долгой отдачи супружеского долга я хочу исполнить.

- Только если ты пообещаешь, что не испачкаешь простыни соусом. Иначе стоны может прервать неэротичное напоминание о голоде, - я многозначительно хмыкаю, подкалывая тебя по поводу одного старого раза, и подбираю свою мантию, с помощью которой ты сюда попал. - Готов аппарировать?

- Готов, - киваю и прижимаюсь к тебе еще крепче, улыбаясь и прикрывая глаза. Простыни я уже не испачкаю, обещаю - тем более что я уже почти вырос.

- Но крошки от печенья все еще приходится вытряхивать из кровати, - я с усмешкой целую тебя и на несколько мгновений почти теряю из виду, после чего мы стоим в гостиной.

Я морщусь и снимаю с носа запотевшие очки. Не то чтобы мне не хотелось накладывать заклятие - я просто знаю, что тебя иногда трогают мои тщетные попытки не щуриться при взгляде на тебя без очков. И потом, ведь ты привык видеть эти зеленые глаза без очков, не так ли?..

Я задумчиво глажу тебя по волосам:

- И все же, ты до сих пор остался тем ребенком, который пробрался ко мне в спальню в поисках правды и тепла.

- Рядом с тобой мне почему-то не хочется взрослеть. И еще кажется, что это сделать можно, - я улыбаюсь, прильнув к своему законному супругу и любимому мужчине, повисая у него на шее и тихо шепча на ушко. - А еще потому, что я все еще тот подросток, постоянно до одури возбужденный одним только твоим видом.

- Это я чувствую, - я со вздохом прижимаю тебя к себе и, поцеловав, отвлекаюсь на звонок дверь. - Иди в спальню, я сейчас.

И я иду в спальню, зная, что через пару минут туда же войдешь ты. Я давно уже перерос ребячество с кружевными чулками, нахальными появлениями в твоем кабинете в одной только мантии на голое тело, в готовке в одном фартуке... сейчас наш секс не утратил прежней пылкости, но стал уже взрослым, вдумчивым актом любви, и каждый раз, когда я падаю вот так вот на нашу кровать, я улыбаюсь и ощущаю каждую неровность и наспех зачиненную Репаро разорванную прореху на простынях. И так будет всегда - ну или, по крайней мере, до тех пор, пока я смогу заставлять тебя рычать. До тех пор, пока будет трудно ходить.