Pax Blank - В Шторме

- Нет, если бы он следил за «Соколом» на своем крестокрыле. Его истребитель улетел одним из последних – практически одновременно с вами. И что удивительно, имперский флот сразу же прекратил блокаду, чтобы пойти за вами - за «Соколом». Чуть ранее Соло послал передачу, говоря, что он выведет вас на «Соколе»; это было на закодированной частоте, но любой с кодами командования Альянса мог принять ее, узнать, где вы были и передать на имперский флот - включая Скайуокера.

Прикладывая все силы, Лея пыталась найти изъяны:

- Если бы он преследовал неисправный «Сокол», он мог бы сообщить о нашем местоположении в любое время – Империя взяла бы нас гораздо раньше.

- У нас нет всех ответов, Лея, - признал Мадин. - Мы думаем, что он мог приземлиться на одном из звездных разрушителей, которые преследовали вас, а затем потеряли. Может, он принял решение остаться с имперским флотом, чтобы использовать свое знание капитана Соло, как отправную точку для вашего поиска - зная, что вы не сможете быстро возвратиться к Альянсу. Вы сами сказали, что Облачный Город принадлежал другу Соло - мы полагаем, что и Скайуокер мог знать об этом. Учитывая ваши координаты на момент потери флотом и факт, что у «Сокола» не было гипердвигателя, он мог легко вычислить ваше направление, - Мадин слегка склонил голову. - Или у вас есть лучшее объяснение того, как он просто взял и нашел вас спустя семь недель?

- Он был ранен, ужасно, - сказала Лея. - На Беспине. Вейдер… отрезал ему руку. Вы сделали бы такое кому-нибудь из своих?

В наступившей тишине Мон повернулась к Мадину, но выражение того не смягчилось ни на йоту:

- Вы видели рану?

- Да, видела. Я сама занималась ею, на борту «Сокола».

Мадин некоторое время обдумывал это.

- Она кровоточила?

- Что? - нахмурилась Лея.

- Была ли рана свежей – насколько сильно она кровоточила?

Лея была безмолвна в течение долгих секунд.

- Она… она не кровоточила. Она была обожженной…

- Словно ее прижгли? - уточнил Мадин.

- К чему вы клоните?

- Я спрашиваю, эта рана была действительно свежей или же просто специально обработана, чтобы выглядеть так? Поверьте мне, кровотечение из обрубленной руки ужасно. Если же вы просто удалите протез с места старого ранения…

- Это не было старым ранением! Рука не кровоточила, потому что Вейдер отсек ее лайтсейбером.

- Я думаю, это очень удобно, - возразил Мадин.

- Вы думаете, мы думаем… - парировала Лея, которая была доведена до предела его поведением. - Кажется, мы думаем слишком много. Но пока вы не можете доказать, что этот комлинк использовал он, и пока вы не можете доказать, что он был агентом, я думаю, что имею право ставить это под сомнение, не так ли?

- Лея, пожалуйста … - начала Мон, неизменно взывая к голосу разума.

Лея развернулась к двери и вылетела как ураган; усталая, раздраженная, желающая защитить Люка. Мучимая собственными невысказанными сомнениями.

.

.

.

Люк уставился на коммандера Джейд поверх своей бумажной печатной книги, размышляя о том, что ему необходимо лучше узнать свою тюремщицу. Необходимо узнать, как она мыслит, как она будет реагировать в сложной ситуации, на что обратит внимание, и что пропустит мимо.

Крайне очевидно – его больше никогда не оставляли одного; кроме того времени, когда он спал. Кто-то всегда был рядом «при исполнении служебных обязанностей», как они поясняли, в дополнение к скрытым линзам наблюдения. Иногда охранник или два, иногда человек возраста Хана, именуемый лейтенант-коммандер Риис – еще один агент в штатском, как и Джейд, но главным образом сама коммандер Джейд, к ее заметному неудовлетворению и досаде. Его оставляли в покое только ночью, когда он удалялся в спальню за огромные и намертво запирающиеся укрепленные двери - тогда дюжина или около того охранников оставались в гостиной снаружи. Но камеры продолжали работать - в этом он был совершенно уверен.

И каждый раз, рано утром, рыжая возвращалась, нарушая его уединение, отключала затемнение окон вне зависимости от того бодрствовал он уже или нет и затем тихо всматриваясь в отдаленный город, пока он вставал и одевался.

Всегда рядом; невооруженная больше, но постоянно держащая связь по комлинку с охранниками снаружи, неустанно принимающая все их сообщения в свой наушник.

Из ее односторонних разговоров было очевидно, что она была главным ответственным лицом здесь. И это означало, что именно ее мыслительные процессы управляли его заключением, и именно они будут управлять его поиском в случае бегства.

Несмотря на козни Палпатина, Люк не намеревался оставаться здесь навсегда. Как только договор закончится, он начнет действовать – и тогда первым человеком, мимо которого ему нужно будет пройти, станет Джейд.

После трех недель расхаживания по своей тюрьме, огромные комнаты начали казаться решительно меньше. Ему разрешили выходить за пределы его спальни в так называемую «комнату дневного пребывания», связывающую спальню с частной столовой, в которой каждый вечер он встречался с Императором - все за тем же изысканно сервированным столом; иногда в течение часа, иногда в течение трех или четырех часов. Каждый вечер подавался ужин, и каждый раз ни один из них не ел. C оттенком сухой иронии Люк задавался вопросом, не думали ли повара уже, наконец, перестать готовить.

Но теперь он, по крайней мере, питался в течение дня - признав, что проиграл это сражение, завтракая и обедая, и привыкая жить без ужина. И он даже кое-чему научился из этого поражения: выбирать свои поединки с большей осмотрительностью – думать, прежде чем открывать свой рот. Он понял, что Палпатин не допускает слабостей или ошибок, и потому сам Люк должен уделять больше внимания каждой их встрече, каждому отдельному слову, которое говорит.

И он учился этому; весь его день теперь формировался знанием того, что с наступлением сумерек к нему придет Палпатин и чертовски лучше быть готовым к встрече с ним - потому что не было никаких поблажек и никаких выходных дней. Изредка, только изредка, слова задевали его за живое, достигая цели - и когда это происходило, он учился не зацикливаться на них, не позволять себе никаких моментов слабости, никакой передышки, ибо Палпатин всегда бил в то же место с удвоенной силой.

Но между встречами, в перерывах между этим интенсивным давлением, долгие дни тянулись в отупляющей неподвижности - не было ничего, чем можно было бы заняться в этой роскошной клетке, кроме всякой бессмысленной ерунды. Поэтому, несмотря на то, что он жил здесь на острие ножа, его начала изводить скука, делая каждый день мучительно более долгим, чем предыдущий и заставляя отчаянно нуждаться в чем-то, что могло бы занять разум.