Дмитрий Щербинин - Ворон

— Вот так разрослась. — проговорил подошедший Эллиор. — Ведь, оно же может расти сколь угодно — дай ему только корма. Может и все течение Андуина от берега и до берега перегородить. Ведь, в тех глубинах, где оно обитает, еды почти никакой нет — они и сами борются — друг друга и сжирают… Впрочем — про те мерзости мало чего знаю. Но — сколь же она возросла! Видишь — ничем не брезгает, поглощает все, что в реке есть — рыб, водоросли, даже — придонный ил. Не место этакой твари под лучами солнца. Но луками, да мечами с ней не управиться — только волшебством, но нужны великие маги. Что же — и такие найдутся в эльфийском народе. Только вот не сегодня, не завтра они до этих мест доберутся.

Хэм с тоскою взглянул на противоположный берег — произнес:

— Но за Фалко то мы прямо сейчас должны бросится!

Тогда Эллиор, достал из-за пояса флягу, открыл ее, наполнив воздух теплым ароматом — протянул Хэму:

— На-ка, отпей немного — на сердце-то и полегчает.

Хэм сделал несколько глотков, и действительно, почувствовал, как потеплело у него на сердце, мысли стали более ясными — только вот при мысли об Фалко сердце по прежнему с болью сжималось…

— Вот и хорошо. — приговаривал Эллиор. — А мы придумаем, как перебраться — обязательно придумаем.

Тут налетел порыв северного ветра, и к своему удивлению Хэм услышал, как за его спиною зашелестели древесные кроны. Обернулся — в двух шагах вздымались крепкие стволы — будто произошло чудо, и в одно мгновенье пролетели целые века. Но вот раздались глубокие голоса и хоббит понял, что — это энты подоспели. Среди их, похожей на вязкий мед речи, можно было разобрать одно слово, повторяющееся в самых разных оттенках: «Опоздали».

Эллиор склонил пред ними голову, и начал говорить на эльфийском: энты ему неспешно отвечали. Так продолжалось минут десять, в течении которых Хэм совсем извелся, и, наконец, едва не плача, выкрикнул:

— Я то, конечно, понимаю: у вас сейчас разговоры возвышенные, да мудреные. Вы обсуждаете, что-нибудь о судьбе целых эпох. Однако — Вы совсем, наверное, забыли про одного хоббита, которого теперь на рудники увозят! Ну обсуждайте, раз вы такие бесчувственные, А вот я поплыву — быть может — не Заметит меня; ну а Заметит, так и пусть — по крайней мере, я не языком молол, а другу помочь пытался!

Тут он бросился к воде, однако, Эллиор, успел схватить его:

— Эх, хоббиты — то вы сонные, то горячие, да безрассудные. Не разберешь вас! Да от чего ж, скажи, решил ты, что мы тут судьбу грядущих эпох решаем, а не об твоем друге заботимся. Ведь, именно о твоем друге и говорим.

— Да?! И что же — решили?! — шагнул навстречу энтам Хэм.

Эллиор говорил:

— Энты могут приготовить зелье вымазавшись которым, от нас не будет исходить ни запаха, ни тепла. Тварь то слепая, а значит, нас для нее, и не станет. Только, все-равно, очень это опасно: ведь, может она услышать, как мы плывем — тогда надо не двигаться, не дышать… А сможешь ли ты не двигаться, не дышать, когда этакая громада на тебя поплывет?..

— Да что спрашиваете!.. — воскликнул Хэм. — Где же эта мазь, скорее, скорее!

— Да ее и нет пока. Вот в лесу найдутся нужные травы, тогда и изготовят.

— Сколько ждать то?!..

Один из энтов побежал к Ясному бору и вернулся через полчаса — принес целый букет из трав да цветов — да все-то разных, и попадались среди них такие редкие, о которых Хэм и не слышал… — хотя, он и не взглянул на этот букет — он так за эти полчаса извелся, что уж не мог стоять на месте — подбежал к этому энту, и тот его, не заметив, раздавил бы, если б, не Эллиор, который успел выхватить хоббита из под самых корней.

— Подожди же еще. — говорил он. — Это одни травы — зелье же еще сварить надо…

Хэм вынужден был прождать еще полчаса. Чего то он только в эти полчаса не делал! Он и на холм взбегал, он и к берегу слетал, он и к котлу с варевом подлетал — так что один из энтов, приняв его, за какой-то корень, едва не сварил маленького хоббита — тут опять помог Эллиор.

И вот, наконец, варево готово! Оно получилось темно-зеленого цвета, очень густое, и горячее. Его и надо было натирать горячим — когда же оно застывало, то покрывало тело броней, которая, однако, гнулась так же хорошо, как кожа.

Одежду пришлось снять; однако, на этом берегу ее оставлять не стали: Эллиор увязал все в плотный узел, который тоже покрыл мазью, и, вместе с клинком, привязал на спину. Вообще, похожи они были на водяных жителей: оба темно-зеленые, покрывшиеся паутиной трещин — будто чешуей. Только глаза оставались прежними, и дышали они легкими, а не жабрами.

Когда они подходили к воде, Эллиор говорил хоббиту:

— Теперь, главное, запомни: что бы не случилось — ни звука. И береги силы — нам плыть и плыть. Несколько раз придется останавливаться — тогда просто перевернемся на спину… Готов?

— Мне бы побыстрее на тот берег перебраться!..

Все-таки, жутко стало Хэму, когда вошел он в воду, когда сделал первые шаги. Дно у берега все было разворочено — в глубоких бороздах еще клубилась муть. Все вспоминалось чудище — и где то оно теперь? — ведь тот жуткий остров, который видел он посреди течения, пропал и мог быть, где угодно.

Жутко было потом почувствовать, что дно уже ушло из-под ног, броситься в эту воду. Каждую мгновенье представлялось, что вот сейчас все кругом забурлит, и… От одной мысли хотелось кричать, а он шептал про себя: «Это все твое воображение. Лучше уж вообще ни о чем не думать — просто плыть да плыть…»

Однако, когда он попытался ни о чем не думать — как раз и стали всплывать самые жуткие образы. Тогда он стал вспоминать, как в прежние дни гулял среди родных холмов, как в этой же воде, вместе с Фалко, купался — как нырял, и какая она была ясная, на многие метры наполненная солнечным светом.

Он позабыл наставлении Эллиора — сразу же стал грести из всех сил. И, когда эльф, без всякого труда нагнал его и схватил за ногу — едва сдержал вопль — ему то подумалось… Он обернулся и увидел, что на берегу стоят, машут на прощанье ветвями, несколько энтов. Тоска сжала сердце…

Поплыли дальше — теперь уже в полсилы. Первые полчаса плаванья: страх рвался в душу Хэма беспрерывно, — и как он только не завопил, когда какая-то рыбка ударилась ему о бок!

По истечении этого получаса, когда они проплыли одну треть — пришло время и отдохнуть. Их, как раз снесло к останкам моста, и за один из обгорелых столбов, они и уцепились. Этот обгорелый обрубок некогда живого целого, был еще жив. Он был теплый, по нему пробегала дрожь. И тогда на темно-зеленом лице хоббита появилась улыбка: он представил, что в следующим году, этот столб, переборов смерть, вырвет из своих глубин зеленые, живые ветви.

И вновь плыли… плыли… никогда прежде не доводилось Хэму плавать так долго, и теперь у него болели и руки, и ноги.