Дмитрий Щербинин - Счастье

Щербинин Дмитрий

СЧАСТЬЕ

Посвящается композиции "A Sea To Suffer In"

Группы My Dying Bride,

Которая вдохновила mangler'a, на этот сюжет,

И, собственно, mangler'у, за то,

что он мне этот сюжет передал.

Тоска глубокая, слезливая - вот что составляло жизнь Виталия, сколько он себя помнил; точнее - была еще и какая-то жизнь - еще с детской поры сохранились воспоминания, как со смехом мчался он за воздушным змеем у прабабушки в деревне, или же как восторгался видом морского заката, тогда же, в раннем детстве. Однако, с течением времени подобные воспоминания приходили все реже, и вот совсем вытиснились этой мрачностью, слезами.

Да - он часто плакал, и именно в слезах застал его как-то один из его немногочисленных друзей, Виктор, которому перед этим пришлось довольно долгое время трезвонить в дверь. Но Виктор знал, что Виталий должен быть дома - и не только потому, что и из-за двери доносился пронзительный, стонущий плач скрипки - даже если бы и не было этого звука, то все равно, Виктор проявил бы настойчивость, потому что знал, что Виталий дома, что он только по крайней необходимости, как на муку выходит на улицу. И после пяти минут беспрерывного звона дверь таки открылась и на пороге предстал Виталий.

Здесь и опишу моего главного героя, так как, чтобы там ни говорили, а внешность зачастую весьма верно отражает и внутренний мир. Если в детстве его помнили как полного, румяного мальчика, то теперь щеки его ввалились, восковая бледность охватывала все лицо, за исключением синих полукружий под ввалившимися, лихорадочно блещущими глазами. Казалось, что человек это смертельно болен, и только по какой-то роковой случайности стоит он сейчас на пороге, смотрит на своего друга, а не лежит в больнице. Одежда кричала о полном безразличии ко всяким внешних проявлениях, о безразличии к реакции на него окружающих - вся грязная, измятая, к тому же - издающая какой-то неопределенный, но неприятный запах. Давно немытые волосы скомкались, на подбородке, на щеках, словно грязь чернела недельная щетина. Да - про него можно было подумать, что он спивается, что принимает наркотики, но Виталий совсем не пил, наркотики же видел разве что в давние времена по телевизору, когда еще смотрел его.

И вот он теперь смотрел на Виктора, смотрел затуманенным взглядом, и чувствовалось, что дух его витает где-то далеко-далеко, что он даже и не понимает, кто это перед ним стоит. А из-за спины его вырывался пронзительный стон скрипки, за спиной его был мрак. Всегда, во время последних посещений Виктор, входя в жилище Виталия, испытывал некоторый ужас - даже ему, не верящему во всякие мистические вещи, казалось, что переступая через порог, он проникает как бы в иной мир, в самую преисподнюю. Теперь он спросил:

- Можно ли войти?

Виталий глядел на него тем же исступленным взглядом, и вот тихо кивнул, а по восковой щеке его, уже давно мокрой покатилась еще одна ослепительная, раскаленная слеза. Он отступил в сторону, и, так как коридор весь наполнен был почти черными, ночными тенями, то почти растворился в этом мраке...

Виктор невольно вздрогнул и переступил через порог. Виталий поспешил закрыть за ним черную дверь, и тут же вновь отступил во мрак, из которого едва-едва проступали бледные, размытые контуры его лица. Виктор, пока снимал ботинки, несколько задержался, все пытался совладать с собою, настроится на прежний лад. Ведь еще за несколько минут до этого он шел по ярко озаренной солнцем весенней улице. Ведь золотились вокруг ручейки, вода звенела, ребятишки смеялись, кораблики запускали, деревья стояли в светло-изумрудной ауре, точно овеянные волшебным дыханием молодой красавицы весны, птицы так и распевали счастливые трели во имя жизни, любви... а тут! А тут затхлый, холодный воздух гробницы, а тут повсюду темные занавеси, так что и не видно ни одного солнечного лучика, но рассеяно в воздухе некое призрачное сияние, в котором все предметы кажутся уже истлевшими.

Да - Виктор читал как-то, что нашли некую гробницу нетронутую грабителями, с отлично сохранившимися предметами, и даже мумией - как живая стояла она. Однако, увидели это только через маленькую щелочку, когда же открыли дверь, то хлынувший туда свежий воздух разрушил, обратил в прах то, что оставалось неизменным в течении тысячелетий - то же, казалось, должно было статься и с этой квартирой, и с ее главным обитателем, стоило бы только распахнуть шторы, открыть окна.

...И Виктор никак не мог справится с дрожью, никак не мог найти прежний уверенности, и, вдруг, он решился - он, хоть и снял уже один ботинок, резко выпрямился, и схватил стоявшего на прежнем месте Виталия за руку:

- Нельзя так больше. Ты же здесь заживо себя похоронил!.. Пойдем - без всяких разговоров, выйдем на улицу. Ты хоть свежим воздухом подышишь, под солнцем постоишь - это лучше всяких слов на тебя подействовать должно...

Однако, Виталий неожиданно резким движением вырвался и отступил вглубь коридора, так что совсем уж нельзя было различить черт его лица - только блеклое пятно выступало из мрака. Раздался его голос - голос был блеклый, стертый какой-то, с трудом из груди вырывающийся. И тут Виктор понял, что со времени последнего посещения, а это было неделю назад, Виталий не обмолвился ни одним словом:

- Не надо... Мне там тошно... Раз уж пришел, так... проходи... Но лучше бы.

- Что лучше бы?! - резко прервал его Виктор, и, скинув второй ботинок, быстро, почти бегом проследовал в комнату Виталия.

Здесь, в этой комнате была темнота, и еще - музыка. Где-то играл магнитофон, где-то в темени стояли колонки, однако их совсем не было видно, и, казалось, что эта стонущая музыка вырывается со всех сторон. И лишь потом, несколько свыкшись с этим сумраком Виктор увидел и колонки - они стояли в самых углах, и были подобны провалам в какую-то беспроглядную черноту. Когда он увидел эти провалы - вновь дрожь охватила его тело.

Однако, первым его порывом, когда он ворвался в комнату, было распахнуть, сорвать если потребуется все те несколько слоев темных занавесей которые покрывали окна. Однако, тут вновь неожиданно проявил себя обычно недвижимый, словно мертвый Виталий - вновь с неожиданной силой, злобой даже, он перехватил его за плечи, встряхнул, и толкнул к дивану.

- Да прекрати же ты! - возмутился Виктор. - Что ты, совсем двинулся...

Но тут, из беспросветного мрака в стенах стал нарастать стон - скрипка взвыла, скрипка застонала в беспредельном мученье, и, казалось - что-то бьется, кровоточит в этой черноте, и вновь почувствовал Виктор, как нарастает, подниматься из него дрожь. С немалым трудом смог совладеть с собою, проговорил:

- Ты все-таки должен окна открыть... Там же весна... Ть-фу - ведь когда шел к тебе, целую речь заготовил - доказать тебе хотел, что нельзя так жить! Ты же заживо здесь изгниваешь! Ты...