Дмитрий Щербинин - Буря

— Как же вы страдаете!

А он скривился от этого возгласа, как от сильного удара, и, в тоже время, как то, каждой черточкой своею, к ней потянулся. И он выкрикивал:

— Да, да — страдаю: только вот и делаю, что мечусь из стороны в стороны, да страдаю; во мрак ушел, и не могу вырваться!.. А потому что не жду ни от кого прощенья, потому что и сам себя Никогда простить не смогу!.. В боли все — в какой же все боли!.. Ты сказала, что презираешь меня?! Конечно — меня нельзя не презирать! Я Враг, я мерзок, гадок! Что же такой гад должен сделать?! Растоптать еще один цветок — тебя то бишь?!

— Как же вы страдаете! — с большей жалостью воскликнула Аргония.

И чувствовала воительница, что, на место недавнего отвращенья, той ненависти — теперь любовь врывается; и, ведь, никогда прежде не испытывала она этого чувства — каким же сильным оно оказалось!

— Несчастный страдалец! Оставим эти стены! Ну — дайте мне свою руку, и бежим прочь!

— Куда же бежать?! — воскликнул мученик, в котором читатели уже верно признали Альфонсо. — Здесь повсюду эти стены — это же мое королевство! Мне не вырваться — я же сам все это сотворил…

И таким теперь он казался ей несчастным! Понимала она, что вот, перед нею самый несчастный из всех, кого ей доводилось встречать. Все вглядывалась она в его лик, и видела, что под этой наружной, теперь уж слетевшей злобой — столько страдания была. И, вдруг, она схватила его ладони, стала целовать их, дышащие жаром, подрагивающие; а сама выговаривала:

— Никогда прежде такого не чувствовала! Нам суждено быть вместе… Сердце так и бьется, и, кажется, что сейчас вот весь мир расколется…

Она не могла говорить дальше, почувствовала сильную слабость, почувствовала, будто в обморок падает, и тут же вскричала:

— Люблю тебя! Люблю всем сердцем! Любовь сильнее разума, сильнее всех законов, сильнее самой природы! Люблю вопреки всему! Люблю сильно, люблю, как никого не любила! Люблю тебя! И ты — слышишь, слышишь — люби меня! Ну же — возродись! Только полюби!..

И вот она, цепляясь за его руку, подтянулась, на мгновенье припала к его подрагивающему, словно бы готовящемуся, в любое мгновенье разорваться, лику — и тут же потянула, куда-то в сторону, даже и не ведая куда — теперь только по наитию, только по чувству своему действовала.

— Только скажи, что любишь меня, только сердце этому чувству открой, и все изменится! Ну же! Ну!..

— Мне нет прощенья! Слышишь ты?! Если бы только знала, что я сотворил…

— Да все равно, что — главное теперь полюби меня! Я же тебя, вопреки всему — вопреки ненависти полюбила, ну — вот и ты теперь! Только скажи: «Люблю».

И тут она увидела площадь: в ржавом скрипучем воздухе, перемешивалась, сама в себе растворялась громадная толпа, а сквозь нее вели белку, и по прежнему били, пинали; по прежнему шедшие впереди глошатые выкрикивали ее преступленья. Но над стенами домов, над всем градом, разрывая мрачный покров небес, опадали водопады света — и тут же пришло воспоминанье о весне, о могучем хоре птичьих голосов; и Аргония в могучем движенье, неся за собой Альфонсо устремилась навстречу этому свету, и кричала:

— Прости белку! Прости — покайся перед нею! Пади перед нею на колени! Полюби ее также, как и меня! Потому что… надо любить, надо! Ну же — моли у нее о Любви!

И они оказались возле этой избитой белки, которая, покачиваясь стояла на задних лапах, тяжело дышала — и такая мольба сияла в ее звериных глазах, что просто невозможно было ее не любить.

И со всех сторон потянулись стражники, попытались схватить Аргонию, и все хрипели, что это «заговор», уже и схватили, и потянули ее на отвратительный помост к палачам, но они словно срослись руками с Альфонсо — и вот этот мученик, взглянул в глаза белки, передернулся, и вскричав, страстное: «Прости!» — пал перед нею на колени.

Тогда и стражники, и помост, и вся толпа, и все окружающие железные постройки были сметены светом, а черный дворец, обратился в величественное, подобное горному утесу облаку, и взмыл в весенние небеса.

Вокруг пели птицы — их беззаботный, счастливый хор звучал еще сильнее, нежели, когда Аргония только появилась здесь. Рука об руку, стояли они среди трав, на высоком и плавном склоне холмовой гряды; двигалась река, на брегах ее цвели сады яблоневые и вишневые, кажется — там проходили какие-то фигурки: из-за расстояния их невозможно было разглядеть — и одно было несомненно: они были счастливы, просто и не могло быть, как то по иному.

Аргония так многое еще хотела сказать своему избраннику, только стала поворачиваться, и виденье исчезло, столь же неожиданно, как и пришло.

Видение исчезло из глаз, но в памяти осталось таким же отчетливым, будто и на самом деле все это произошло.

Вместо высокой, могучей зари, на небе выступили какие-то темно-кровавые, широкие полосы — казалось, что этот темный свод покрылся нарывами и сейчас весь переломится, и все заполнится этим пламенем — все перемешается, изожжется — хаос наступит. В этом кровеносном свете проступили очертания нависающего, угрюмого леса — от темнеющего кострища жалобно поднималась одинокая струйка дыма. Эльфийский конь стоял рядом, он опустил голову, вид у него был мрачным — от голода, а еще больше от этих мест, которые казались ему бесприютными (особенно после полей Эригиона, где провел он большую часть своей беспечной жизни).

Аргония поежилась от холода, и тут только поняла, что, по крайней мере, должна была распределить со своей пленницей ночные дежурства. Впрочем, она тут же уверилась, что все это было от колдовства — метнула взгляд туда, где накануне увидела темную фигуру; но никого там не было, — не было и какой-нибудь коряги или ветви, которую она могла бы принять за фигуру.

Сердце стремительно билось; а виденье все так же отчетливо было, будто на самом деле произошло. Она должна была поделится с кем-нибудь своими чувствами, и вот повернулась к Лэния, которая тоже уже проснулась, и с тревогой смотрела на кровавые небеса — заговорила:

— Я, будто, уже много раз его до этого видела!.. Но как же чувства изменчивы — лишь за мгновенье до этого ненавидела, а тут уже и любовь…

Лэния задумчиво проговорила:

— Я тоже видела вас: во сне я гуляла по садам Эрегиона; и вы были там — даже и не замечали, что от вас пламень исходит: вы грозились испепелить всю красоту, вы подобны двум огненным смерчам были…

— Вот видишь-видишь — это не просто сон; это… предначертанье — нам действительно суждено встретится! Только вот где, в каком краю мне его искать.

— Посмотри, какое роковое сегодня небо: оно кричит о грядущей боли, о мученьях. Смотри, как клубятся тучи по краям этих кровавых шрамов — они подобны отрядам — смотри, они сталкиваются, перемешиваются, истекают кровью; вновь навстречу друг другу устремляются — смотри, из их глубин взметается пламень, веет, обрушивается, и вновь все там перемешивается, в кровавых тонах… В роковое время ты живешь! И для меня, и для всего нашего королевства это роковой век!.. И этот твой избранник, и ты, вместе с ним — вы тоже игрушки в руках рока, и вы еще сыграете вашу злую роль: послужите гибели многих и многих…