Дмитрий Щербинин - Буря

— Установлено, что все окружающее дом пришло в движенье! Мои болваны не могут выбраться; нас окружает вода!.. Отдадите нам эльфа на потеху?!

— Болван! Какие же болваны меня окружают! Какая же может быть потеха, когда нас окружает вода?.. Ты ж сам сказал, что тонем, и тут же говоришь, что нужен на потеху эльф!

— Конечно, вас окружают болваны! — подхватил Сикус. — Вам просто надобно уйти от всех них…

В это мгновенье, Вероника подняла руку, и молвила негромким голосом:

— Послушайте, послушайте. Мне сегодня ночью приснилось. Вы послушайте-послушайте, потому что это нас спасти должно. Я, ведь, вчера все о Нем думала, и вот во сне увидела, будто стоим мы на холме, а со всех сторон кровяное море подступает. Обнялись мы, к смерти уж приготовились, а в это мгновенье, из глубины небесной спускается лебединая стая…

Тут Сикус вскрикнул, и, упавши пред ней на колени, стал целовать ее стопы, моля при этом:

— Лебеди, лебеди… Простите же меня!

Вероника положила свою ладошку ему на голову, и продолжала:

— Я помню тогдашние наши чувства! Радуга засияла, и мы навстречу лебедям руки протянули, и тогда вот пришла к нам песня; и запомнили, что, ежели придет беда, и, ежели споем мы эту песню то, где бы мы не были — будем спасены:

Тут орки зарычали от злобы, а Тгаба даже сжал свои лапищи, и, подойдя вплотную, прорычал:

— Мы не потерпим, чтобы читали мерзкие колдовские строки; дайте нам ее на растерзание!..

— Довольно! — резко оборвал его Хозяин и быстро протянул к нему свою темную длань, на конце которой переливались синеватые огоньки.

Тут Тгаба вздрогнул и отпрыгнул в сторону — он вспомнил, как предал Брогтрука, и как такие огоньки лишили его разума. Он, ведь, только подличать умел, а, когда появлялась хоть какая-то опасность, то прятался за спины своих дружков.

Ну, а Хозяин, стремительно стал продвигаться к выходу: подобно черной туче, пролетел через залу, и орки перед ним разбегались во все стороны; толкались, давились; а один даже повалился в синий пламень, и от него тут же остались одни только ноги, которые повалились на пол, и кусок лапы. Теперь орки, в ужасе, сторонились и пламени, и кричали вослед уходящему Хозяину: «Потушите! О-о-о! Потушите его!» — однако, Хозяин не обращал на них никакого внимания: он прошел к выходу, по прежнему неся в дланях своих Веронику и Эллиора, которые уже пришли в себя, и оглядывались. За ним поспешали, держась друг за друга, и, все же, качаясь из стороны в сторону, Сикус и Хэм.

Вот и двери — но на них, вместо золотистого лика солнца, сиял хладом, и ужасом вековечного одиночества лик Луны. Лик был живой, и огромные глаза уходили в какие-то бездны, в которых клокотала ледяная, черная вода. Когда они переступили порог — еще один удар, и еще более сильный, чем все предыдущие, потряс дом и двор. На этот раз многие из орков не удержались на ногах, покатились к пламени — они пытались ухватиться за что-нибудь, дико визжали, однако и мебель за которую они хватались, так же была поглощена пламенем. Хозяин замер на пороге, выпустил Эллиора и Вероника, которые тут же поднялись, и тоже созерцали: да зрелище было величественное и грозное; а с крыльца, которое несколькими метрами возвышалось над уровнем окружающих терем стен, все хорошо было видно.

Оказывается, весь лесной тракт обратился в гневную, кипучую хладом, водную стихию. Оказывается, все это скованное холодом пространство было не иначе, как замершим руслом реки, которой вот теперь вздумалось разломить его, и лишив терем всякой опоры, понести его, примыкающий к нему двор и стены вдоль древесных стен, словно корабль. Из воды, тут и там, вырывались обломки почвы, куски льда, но большинство из них, кроме самых больших, постоянно поглощались, и тут же вырывались вверх. И вся эта черная водная поверхность пребывала в беспрерывном движенье: закручивались водовороты, вдруг, выплескивались на многие метры водные фонтаны, все беспрерывно грохотало, трещало, булькало; от вод веяло столь сильными волнами холода, что и немыслимым казалось, как можно к этой воде подойти.

Подоспел Мьер, быстро огляделся, и молвил:

— Вот так да! А я еще пытался эту воду остановить: заслон в туннеле поставил — да конечно ж заслон не выдержал! Хотел я вам все это сообщить, да вот… — он выразительно взглянул на Хозяина. — Отдашь молот, иль нет?!

Хозяин опять не обратил на него никакого внимания, как не обратил бы он внимания на какую-нибудь вошь. Он размышлял вслух:

— О Лесе почти ничего не известно. Куда может нести это течение? Почему о подземных водах ничего не было доложено разведчиками…

И тут произошло вот что: вся виЯчукя поверхность вздулась множеством валунов, и из них выступили какие то, заканчивающиеся острыми лезвиями гребни; они все стремительно передвигались, перемешивались, но был какой-то причудливый порядок — поднялись довольно значительные волны, и даже самые большие осколки былой поверхности заметно покачнулись. Передернулся и весь дом, и орки, в зале, завопили, а некоторые и на крыльцо бросились — дело в том, что синий пламень взвился там под самый купол, и, растекшись по нему, взвиваясь беспрерывной, полнящейся колонной, стал складываться в какие-то устрашающие образы. Те орки, которые рванулись на крыльцо, едва не столкнулись с Хозяином, но, все-таки, избегали этого столкновенья; скатывались с крыльца, уже в панике метались по двору — вопили уж беспрерывно; а в зале кого-то затоптали, и тот, еще живой, визжал пронзительно.

Та тьма, которая сгущалась над их головами, пребывала в беспрерывном движенье; и там, проскальзывали какие-то образы, какие-то лики, настолько жуткие, и ни на что не похожие, что лучше было туда вообще не смотреть — а Сикус взглянул случайно и, отпустивши Хэма, бросился на колени перед Хозяином, он молил:

— Убейте меня! Обратите меня в прах, в ничто; только не дайте им забрать меня! Пожалуйста… пожалуйста! Я вижу там эти лики!

— Так. — леденящим голосом размышлял хозяин. — Здесь сила такая, что просто с ней не совладать.

Тут его подхватил Эллиор, обращаясь, правда, к своим друзьям:

— Она несет нас всех с какой то целью, и не думаю, что для нашего блага.

— Да — один тот «язык» чего стоит! А глазище! Брр-ррр! — молвил его Хэм.

А Эллиор продолжал:

— Заметьте, что все пришло в движенье, когда собралось здесь много всяких.