Дмитрий Щербинин - Последняя поэма

— Прощай, прощай, как хорошо, что эта красота, последнее, что я вижу…

И тут (сначала то ей подумалось, что — это просто виденье предсмертное) — тут в глубинах этого небесного, живого полотна произошло движенье, и вот уже выбежал, и помчался по незримым небесным дорогам прекраснейший, широкорогий олень, который весь, казалось, был соткан из живого света. Он все приближался, приближался, и только когда склонил свою голову над Вэлдой, тогда поняла девушка, что — это не видение. От оленя исходил тот дивный, теплый аромат, который так любила она, который так пьяняще полнит воздух в недолгие дни северной весны — это был аромат освобожденной от ледового панциря, согретой благодатным солнцем земли, запахом пробуждающихся трав и растений. Вэлда почувствовала приток сил, и вот подняла голову увидела глаза оленя — и, хотя это были не человеческие глаза, она сразу увидела там и ум мудреца и добро. Вот встряхнул олень своими широкими рогами и посыпались из них цветы, нежными своими лепестками касались лика девушки, и вот почувствовала она себя так хорошо, как чувствовала, разве что в те дни, когда еще был жив ее батюшка. Она хотела обнять за шею оленя, и так, с его помощью подняться — показалось ей, будто руки прошли через что-то теплое, словно через весеннее, наполненное солнцем облако — и все-таки, некая сила помогла ей подняться, и вот уж она стоит перед этим небесным зверем, смотрит в его очи мудрые, добрые, спрашивает:

— Кто ты?

Ничего не ответил ей олень, только головой повел, и вновь наполнился воздух кружащимися весенними цветами, и касались они лика Вэлды, и хорошо было девушке. Полюбила она оленя, так как никого прежде не любила, вот молвила дрогнувшим голосом:

— Понимаю, ты не можешь рассказать, кто ты. У тебя нет дара речи. Но меня ты понимаешь, и я скажу, что полюбила тебя. Будь милым братом моим, возьми туда, откуда пришел. Возьми в красу небесного сиянья…

И кивнул олень головою, и подхватил Вэлду, и понес. Далеко-далеко под собою видела она снежные поля по которым перекатывались дивные небесные краски, а цвета сияния становились все ближе, вот уже коснулись ее лика, и были они подобны прикосновеньям лепестков небесных цветов. Можете ли вы представить себе счастье Вэлды?.. Она смеялась, она шептала, она пела. И это была прекрасная песнь, торжествующей любви. Она даже и не ведала, откуда пришли к ней эти строки — кажется, из какой-то иной истории:

Нет, нет — даже и старожилы не могут рассказать, откуда пришли к ней эти строки, но по видимому, все-таки она уже предчувствовала, что недолговечно это ее счастье, что недолго будет пребывать она в этом райском сиянии вместе с братом своим…

А они уже стояли в прекраснейшем саду, со всех сторон слышались волшебные, чарующие голоса птиц, которых никогда прежде не слышала Вэлда, и которых сразу же полюбила, потому что и нельзя было их не полюбить за их неземную красоту. Вокруг все сияло и распускалось, все тянулось вверх, где еще краше переливалось сияние, и было оно таким живым и мудрым, что подумалось Вэлде, что — это сам Иллуватор. Не земными словами ту красу описывать, а даже если и попытаться, то уйдет на это очень много времени. Вэлда стояла, любовалась всем этим, как завороженная, и только изредка, время от времени, шептала слово: «Люблю». Она так поражена была красотами сада, так зачарована голосами его обитателей, что даже и не заметила, что олень покинул ее. Когда же увидела, что нет его поблизости, то очень печально ей стало, но эта была светлая печаль, и вновь зашептала она строки, которые, должно быть, пришли к ней по наитию: