Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

Нефедов, спускавшийся вслед за Пашковым в бильярдную, неожиданно наткнулся на крепкую спину премьера.

– До трех побед или до четырех? – уточнил Виктор Васильевич, прежде, чем открыть дверь.

– Мне кажется, вы никуда не спешите. Сегодня ведь заседание правительства в узком кругу в семь.

– Вы же на него не приглашены. Так что предлагаю вам последнюю возможность пообщаться вживую со всем довольным премьер-министром, покуда он не начал разносить нерадивый кабинет в своем духе.

Нефедов не нашелся, что ответить, но под напором Пашкова согласился играть до четырех побед. Когда-то он был кандидатом в мастера спорта по русской пирамиде, еще в институтские времена, кстати, неплохой был способ заработать на карманные расходы и на девушку, вот жаль только девушка, к тому моменту….

Оба взяли по шару, положили на сукно, ударили. Разбивать пирамиду выпало премьеру. Директор ФСБ сел в кресло, взвешивая в руке ореховый кий, покрытый фибергласом, с бронзовым наконечником и жесткой наклейкой. Для него несколько коротковат, впрочем, в киевнице все были под руку Пашкова.

Премьер разбил пирамиду удачно, биток упал в лузу, шары раскатились по бортам, как бы предлагая себя на выбор. Владислав Григорьевич посмотрел на часы, если положить на каждую партию по пять минут, Пашков освободит его быстро. Или нет, в следующем, довольно простом ударе он смазал, резка оказалась излишне сильной, перекрученный шар ударился в губу лузы и откатился к собратьям. Нефедов резко поднялся, подошел к столу. Высмотрел чужого, прицелился, ударил. Промахнулся. Странно, он не ожидал, что будет так нервничать при ударе; оглянулся на Пашкова, тот и не садился, стоял неподалеку, словно заранее знал, что оппонент промахнется.

Следующий его удар был точен. Всякий раз ставив свой шар у самой лузы на борт, он скатил еще два из общей кучи. Переменил позицию.

– Погода разгулялась, одно удовольствие смотреть. Наверное сейчас на Балтике хорошо. Когда все кончится, непременно туда сгоняю, знаете, хочется посидеть, – новый удар, шар с маху влетел в лузу, свояк остановился у губы, – в полном одиночестве, чтобы только ветер, стылое море и сосны над головой. По-моему что-то подобное мы заслужили.

– По-моему даже если все кончится прямо сегодня, – медленно произнес Нефедов, кружа, словно ворон, вокруг стола, – надо будет еще справиться с эпидемиями, от них-то никуда не денешься.

– Оставьте вы это хотя бы на сегодня, Владислав Григорьевич! – сквозь зубы произнес Пашков. – Ну неужели обязательно портить день. Вы мечтать совсем не умеете?

Нефедов вздрогнул и посмотрел на играющего. Пашков не оглядывался, он выцеливал шар, возможно, ничего особенного не имея в виду, хотя… это так не по-премьерски. Но ведь сегодня он и так на себя не похож.

– Если вы о сегодняшнем открытии, – осторожно начал директор.

– Я вообще. Что, никак не получается отвлечься? Или только русское народное средство, прошу прощения.

– Вы прекрасно знаете, я его не употребляю.

– Ну и прекрасно, я вот тоже, а в честь меня все равно водку назвали. Так что считайте это моим распоряжением: не тыкать кием куда попало, посматривая на часы, а нормально проиграть премьер-министру.

– Прикажете исполнять? – Пашков как раз промахнулся.

– Это уже другое дело. Ну давайте, Владислав Григорьевич, на вас первое лицо в государстве смотрит.

Первую партию Нефедов слил со счетом восемь – два. Во второй сумел навязать борьбу, заставив осторожного Пашкова дважды отыгрываться. Но все равно проиграл: восемь – шесть. Ставя пирамиду, премьер не мог удержаться от очередной колкости:

– Вот так вы исполняете распоряжение вышестоящего лица? Скверно, Владислав Григорьевич, мысли ваши, я смотрю, где-то далеко, а собрать их хотя бы на час вы просто отказываетесь. Завтра сделаю выговор.

Нефедов подошел к столу, выполнять первый удар. Немного помявшись, спросил:

– Виктор Васильевич, почему именно Балтика?

– В отрочестве часто с родителями ездили на рижское взморье. Снимали домик у одной старушенции, лет пять подряд, наверное. Встречался с местными парнями, и с приезжими, там из Москвы много было и Новгорода. Из Минска одна девочка, Олеся. Ее семья снимала соседний дом. Очень симпатичная девушка, знаете, такая домашняя, уютная, теплая. Пахла ландышами, наверное, тайком душилась маминым парфюмом. Мне всегда хотелось ее целовать. Особенно по ночам, когда мы, тринадцатилетние, усаживались вчетвером в сарае, я, Олеся, Ольга, Антон и играли в карты, в подкидного. Потом, около половины двенадцатого, Антона звали его дед с бабкой, Ольга уходила следом, а мы оставались одни. Смотрели на утыканное звездами низкое небо, на еле шуршащее море в двух шагах от сарайчика, на дюны, окружавшие нас, на сосны, лениво шумевшие неподалеку. И целовались до одури…. Где-то через час начинали кликать уже Олесю. Я провожал ее до калитки и шел домой, пьяный от поцелуев, обещаний и запахов ландыша, сосен и моря…. – помолчав, он добавил, – И что, скажете, после этого, мне нечего делать на Балтике?

– Нет, что вы, – Нефедов замялся, прежде, чем ответить, но Пашков его сызнова опередил.

– А еще мы, нам тогда было уже четырнадцать и мы давали друг другу обещания, сами знаете, какие, мы часто бродили в одиночестве по берегу, собирали янтарь, особенно его много было после штормов. В итоге собрали Олесе на бусы, янтарь, конечно, мелкий, страшненький, но все равно. Мой подарок она охотно носила. Ну или по крайней мере всегда надевала, встречаясь со мной.

– Скорее всего, ей действительно нравилось. И подарок и внимание.

– Владислав Григорьевич, уж от вас комплимент… прошу прощения, ни в какие ворота. Лучше дайте выговориться…. Потом мы перезванивались, благо звонки по Союзу стоили копейки. я все собирался ее навестить уже в Минске. Весной, на майские, прибыл, запах ландыша кружил голову, по-моему все карманные деньги потратил ей на цветы. Нас поселили в одной комнате, никому в голову не пришло, что между нами может быть что-то большее, кроме поцелуев. И ведь оказались правы. Первая любовь, она такая. Беззащитная, беззаветная. Наивная и… не знаю, как сказать, не подберу слов. Ладно, вы сами испытали, и все знаете, – продолжил он после небольшой паузы. – А потом у нее случилось несчастье: умерла бабушка. На взморье они уже не поехали. Я остался один. С другой девушкой, но все равно один. Мы все равно перезванивались, но это были уже другие звонки. Знаете, когда я звонил ей, то натурально чувствовал запах ландыша, он окружал меня после разговора. А вот тогда уже нет. Осень мы еще пытались остаться друг с другом, а потом… Партия! Все-таки скучно с вами играть, Владислав Григорьевич. Не то не хотите, не то заслушались моей истории. Или сравниваете ее со своей.