Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

И теперь – охрана его домика, с наступлением сумерек, благополучно растворилась. Дом на окраине Симферополя остался не защищенным, двери открытыми, заходи и бери, коли осмелишься, вот только было бы что брать: из здания все ценное, кроме бумаг, уже вывезли.

Две недели назад он последний раз звонил в Москву. Прежде еще пытался получить ответ, как ему действовать в нынешних условиях, выяснить точно, для чего может понадобиться Крым Москве, быть может плацдарм для последующего развертывания, потом, когда города посыпались по всей России, он держал Крым как место возможного последнего пристанища кремлевских беженцев. И наконец, когда и эта версия отпала, не зная, что предпринять, не то отходить, чтобы помочь своим, не то оставаться, чтобы не бросать аборигенов, клятвенно присягнувших на верность державе, главное, что вообще делать, чтобы не губить армию, он снова попытался достучаться до Генштаба. У Илларионова никто не ответил, он попытался найди ответы у Груденя, после у Пашкова и Маркова, у последнего, уже отчаявшись. Связь работать не желала, даже спутниковая. Линия вроде свободна, но абонент уже недоступен. Что произошло в Москве, какие изменения там приключились, лучше не думать. Своим подчиненным он приказал распространить заявление, будто Марков в случае крайней необходимости, прибудет сюда.

Сила объявления действовала ровно две недели. До тех пор, пока не кончилось горючее… впрочем, тут уж очень много чего совпало…. Так получилось что тридцатого сентября кончилось очень многое. А первого октября наступил уже совсем другой день.

Корнеев уверился окончательно, что Симферополь не удержать. Как все же он был наивен, полагая главным своим противником украинских повстанцев и татарских партизан. Они ушли в горы и до поры до времени, до середины сентября, устраивали набеги на близлежащие поселки, взрывали инфраструктуру, нападали на колонны, пытались брать в плен, с целью получить выкуп или оружие или своих пленных. А потом в дело решили вмешаться мертвые. Разведгруппы в тот день вернулись в недоумении – прежние лагеря пустовали, а новых не нашлось. Корнеев поднял все силы, все еще надеясь, что враг сыщется, но только напрасно тратил оказавшееся бесценным горючее. Его врага больше не было. Вернее, один враг объединился с другим. Почувствовав неладное, он приказал прочесать окрестности вблизи юго-восточного побережья. Напрасный труд, прочесывающие исчезли, когда пришла пора искать самих искателей, он только покачал головой, поняв, что так потеряет всех. И начал готовить крупномасштабную операцию.

Он смог выиграть все сражения у военных сил Украины, у инсургентов, даже у зомби до последнего времени выигрывал почти все. Но это не повлияло на исход противостояния, чаша весов неумолимо клонилась на сторону мертвых. Тем паче, что меньше их никак не становилось. А вот живые… да их уже немного. Куда меньше, нежели когда его армада вломилась на территорию Тавриды. Куда меньше, нежели могло быть, удержи он свое воинство, а с ним и население в спокойствии и уверенности в завтрашнем дне. Он не смог, наверное, стратегической ошибкой стало отсутствие внятного приказа о развитии операции, войска не могли заниматься мелочами, вроде поимки горстки партизан, или отлова пресловутых мертвяков, им требовалось нечто большее, новые цели и задачи. Или же официальное завершение операции и отвод войск. Но ни того, ни другого не случилось, он слишком погрузился в ожидание приказа из Москвы. Последний раз, когда разговаривал с Илларионовым, пытался убедить того в замене армии, напирая на невозможность полумесячного простаивания войск, находящихся в постоянной боевой готовности и только и делавших, что отражавших вылазки или мертвых или обнаглевших живых. Илларионов посоветовал ему не устраивать сцен и держать все и всех под контролем. Корнеев пообещал, понимая, насколько тяжело исполнять подобное приказание.

Пятьдесят восьмая плохо слушалась командующего изначально, еще переброшенная в Тамань, она уже устраивала погромы и учиняла насилие, заданная операция по очистке полуострова от мертвецов не давала развернуться, многие понимали, что армию ждет нечто значительное, и потому плохо сдерживали своих подчиненных. А тем тоже не терпелось. И когда цель была наконец объявлена, о, этот день поистине стал высочайшим подъемом героизма, смешанного с местью и жаждой крови. Удивительно, как войска еще не сравняли Керчь с землей. Трудно поверить, что тогда он еще мог держать их одним своим авторитетом в повиновении.

Не то, как сейчас. Корнеев вздохнул, снова бросив взгляд на карту Крыма. А затем резким движением сорвал ее со стены, бросив себе под ноги. И тут же начал раскаиваться своего бесполезного действа. Это не он Крым, а Крым его попрал – и всего-то за полтора месяца превратив из командующего армией в бледную тень человека. Конечно, он может оправдываться отсутствием внятных приказов сверху, бестолковой координацией Генштаба, гибелью своего сына и друзей уже здесь, на поле брани. Это все не отменяет его просчетов. Его метаний. Его стойкой неуверенности в завтрашнем дне, передавшейся высшим офицерам, а от них солдатам. Ему глупо оправдывать себя. Да теперь он и не хотел этого.

Потому и остался один. В полупустом городе, заселенном мародерами из его бывших войск, обезумевшими от страха жителями, которым пришлось заново учиться защищаться от банд из бывшей пятьдесят восьмой. Разуверяться в командующем, которого еще недавно они готовы были носить на руках. Во всех своих надеждах и чаяниях последних нескольких лет.

Потому он и остался. Не хотел уходить. Последняя попытка хоть как-то увериться в собственной значимости, ну или хотя бы тех, кто придет за ним этой ночью. Корнеев достал из ящика стола пистолет, положил на стол. Хотя к чему все это. Если что, пистолет уже не понадобится. А пустить пулю в висок он не способен.

Корнеев вздохнул и вышел в коридор. Ватная тяжелая тишина опустилась с наступлением ночи на город, одиночные выстрелы не могли прогнать ее, скорее, напротив, давно уже стали фоном этой невыносимой тиши. Вот если бы прекратились они, тогда и молчание полуночи сменилось на куда более тяжкое, ведь эти выстрелы означали, что жизнь, какая-никакая, а продолжается, что в городе еще есть те, кто способен постоять и за себя и за друзей, отвоевывая последними патронами право на эту ночь. И быть может на ночь последующую, ведь днем мертвецы нападали крайне редко. Голая степь, они прекрасно понимали, что с рассветом становились легкой добычей, а потому к утру исчезали бесследно.

Корнеев оглянулся, и тут же отвел взгляд от поверженной карты Крыма. Наверняка, сарафанное радио уже сообщило последнее известие – командующий, которому многие теперь приписывали свалившиеся на них беды, остался здесь. Намеренно ли, или по независящим от него обстоятельствам, не имело значения; ведь теперь он находился полностью в их власти. Генерал знал это и потому, выйдя в коридор – находится в комнате с поверженной картой и ожидать решения там, оказалось невыносимым, – вглядывался в замолкшие улицы, вслушивался в редкие выстрелы. Ждал шороха шагов. Да нет, скорее твердой поступи.