Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

– Объект в поле зрения, – донесся голос руководителя операции. – В двух кварталах. Направляется к дому. Одна. Прохожих мы удалили, как только ее вычислили. Сейчас ей займутся снайперы. Владислав Георгиевич, могут быть слышны хлопки. Я перезвоню через пару минут.

– Я понял, спасибо, – он отключил связь. И ответил на немой вопрос Марии. – Служба. Даже теперь не дают покоя.

В этот миг хлопок как раз и раздался, негромкий, едва слышный. И все же, Нефедов вздрогнул. Подошел к ней и проводил обратно в кухню. Главное, чтобы она сейчас не выглянула в окно и не увидела. Не поняла, по-прежнему пребывала в неведении. В золотой клетке, которую так старались создать для нее двое мужчин.

Мария села напротив, стала вспоминать друзей и знакомых, приглашенных ее мужем во власть. Президенту требовались люди, способные помочь по старой дружбе, а таковых среди прежнего окружения он не находил, хотя и пробыл год на посту сперва главы федеральной службы по науке и инновациям, а затем два года сразу вице-премьером, вознесшись, как и сам Пашков, из глубин чиновничьего аппарата.

В итоге он сумел создать свой лагерь «одноклассников», в противовес тем уроженцам Питера, которых привез Пашков с собой, будучи еще на первом сроке. И сейчас последнее продвижение – Нефедов стал главой ФСБ.

Хлопков больше не было. Значит, попали с первого выстрела, сейчас эвакуируют тело. Нефедов немного расслабился. Мария никогда не жаловала политику и стремительно продвижение мужа по карьерной лестнице ей не нравилось. Она всегда была домашней, а те светские приемы, встречи, поездки, входившие в обязанность первой леди, всегда давались ей тяжело.

Телефон звякнул еще раз.

– Владислав Георгиевич, вам пора, – он положил телефон в карман.

– Мне надо ехать, – тихо сказал он, поднимаясь. Мария напряглась.

– Так скоро, я думала, посидишь еще. Мы только начали вспоминать своих….

– В три заседание Совбеза, я же говорил. Может, все-таки…

Она не ответила. Вышла в коридор проводить. Нефедов попрощался с родителями, отец Марии сердечно пожал руку, как в былые времена, на прощание, твердое мужское рукопожатие, сулившее так много двенадцатилетнему пацану. Мать приглашала прибыть как-нибудь еще, просто так, безо всякого дела, ведь будет же у него когда-нибудь отпуск. Конечно, он обещал. Конечно, они знали, что обещание напрасное.

Он вышел из парадной, лимузин подъехал к самой двери. Но садиться он не спешил, повернулся к копошащимся во дворе людям у неприметного внедорожника «мицубиси». Зачем-то его потянуло в ту сторону, он подошел. Посмотрел, как быстро трое в черных костюмах полагавшихся им по контракту, укладывали в черный мешок тело девушки в простом светлом сарафане, с янтарными бусами на шее. Лицо ее было безмятежно, застыв когда-то в вечном покое. Несколько лет назад. И только сейчас его снова потревожили. И если прежде гример привел, как мог в состояние, близкое к прежнему, проломленную грудную клетку, то теперь, чтобы зарихтовать аккуратную дырочку во лбу, гримера не полагалось.

– В крематорий? – спросил он зачем-то.

– Конечно, Владислав Георгиевич. Вы не беспокойтесь, могила уже исправлена, все в полном порядке. Так и скажите Денису Андреевичу.

А прах исчезнет, вернется к праху, рассыплется, растворится, в бесконечном обращении элементов меж живым и неживым; он, сперва обнаружив в себе мертвое, когда-нибудь непременно составит нечто важное в чем-то полном тепла и жизни. В луговой траве, например. В тонкой березке, выросшей на месте тайного захоронения. Почему-то Нефедову виделось это обращение именно так – тонкая, сгибавшаяся под сильным ветром березка на среди безбрежного моря травы. Почему-то хотелось верить именно в такой исход. Жаль только, поделиться своими верованиями ему было не с кем. Тем более, с человеком, пославшим его сюда.

Нефедов очнулся от дум, оглянулся по сторонам и пошел к машине.

33.

Схрон отыскался скоро. Погода менялась уже заметно, воздух будто сгустился, замер, насытившись неимоверным зноем. Прохлада реки, оставленная четыре часа назад, казалась иллюзией, навеянным жарким ветром, дувшим с равнин, со стороны Гори. Мандариновая роща, где они укрывались от вертолетов, манившая прохладой едва поспевших плодов, исчезла в далеком прошлом как фантом, как мгновенное сновидение посреди раскаленного полудня.

Чтобы добраться до схрона, пришлось идти далеко в обход, устал даже Иван. Когда впереди вновь замаячили заросли лавровишни, он только вздохнул. Зато Бахва воспрял духом, эти места он помнил по прошлой своей «экспедиции» в Кодори. Пробравшись через заросли, они минуют холм, за которым будет настоящий реликтовый лес. Насколько он знал, местные жители не решались заходить в эти леса, чудом сохранившиеся с ледниковых времен. Какое-то суеверие охраняло их от посягательств топора – не то злые духи, не то незнаемые звери. И потому добравшись до шумного леса, где грабы и тисы вымахивают на головокружительную высоту, метров до тридцати, а меж ними встречаются величавые дубы и буки, можно перевести дух и немного расслабиться.

Они вскарабкались на холм, увитый кустарниками и смогли лицезреть внезапно раскинувшийся перед ним величественный лес – верхушки его перед холмом казались частью зарослей, столь были высоки. Важа присвистнул. Иван вздохнул и покачал головой, вглядываясь в раскинувшиеся перед ним темные заросли, встречавшие всякого путника непроходимой стеной кустарника.

Войдя в лес, они долго смотрели вверх, на уносящиеся ввысь стволы. И изредка на павших гигантов, преграждающих им путь. На бреши, образовавшиеся на месте рухнувших недавно тисов, которые спешили занять другие, молодые деревья, отчаянно стараясь вырасти, опередив бесчисленных конкурентов. Затем Бахва, по одному ему памятному маршруту, вывел из на схрон.

Внутри, на уровне земли, находились четыре двухъярусные кровати, цинки с патронами, ящики с провизией, и даже синяя кабинка биотуалета в дальнем углу. Последний насмешил Ивана.

– Не думал, что вы такие экологи.

Ему никто не ответил. Пленника отвели к дальней кровати, группа стала потихоньку распаковываться. Важа остался немного в стороне, поглядывая за пленным, он не торопился расшнуровывать берцы. Иван же чувствовал себя спокойно, если не сказать, уверенно: скинув ботинки, он снял и промокшие носки, положил на сушилку, которая немедленно среагировав на «русский дух», в противовес ему принялась распространять приторные запахи хвои.

– Константина переждем здесь. Выйдем после, время позволяет, – Бахва последнее время говорил только на русском, это начинало надоедать.

– Курить есть? – спросил Иван. Бахва покачал головой. – Жаль.