Александр Машошин - Наихудший сценарий

Ох уж мне эти самостоятельные корабли и сестрицы-голограммы! Не могла повременить с прыжком! Нужно было как-то выкручиваться.

— Можно подумать, здесь ближайших баз мильон, — небрежно произнёс я. — Столица сектора от нас гораздо дальше.

— Зачем же спрашивал??

— Мало ли… — выдержав взгляд серо-голубых глаз, я добавил, словно капитулируя: — Откровенно говоря, надеялся как-то прекратить нашу размолвку.

— Тебе удалось, — она взошла на подиум, опустилась в правое кресло. — Сделай мне каф. И покажи, как добраться до функции видеонаблюдения. Пожалуйста.

— Видеонаблюдение у нас вот здесь, — показал я курсором, про себя отметив, что пункты "Апартаменты 1" и "Апартаменты 2" Падме из списка убрала заблаговременно. Спустившись вниз, я сунулся было в служебную комнату правого борта, где располагались санузел, умывальник и вход в одну из спасательных капсул, намереваясь готовить напиток, но оказалось, что в этом нет необходимости. Вездесущая кузина сунула мне в руки поднос-лоток с двумя дымящимися чашками, одними губами произнесла: "Иди, иди" и растаяла.

— Так быстро? — удивилась Осока. Вдохнула аромат, попробовала и пришла в ещё большее удивление: — Что за чудо?

Я только улыбнулся. Настоящий кофе, в том числе, растворимый, у жителей освоенной Галактики всегда вызывает такую реакцию. Тот "Ячменный колос", что здесь называют каф , только пахнет похоже, а вкусом отличается разительно.

— Что поделывает арестованный? — спросил я.

— Завалился на койку в сапогах, как последний уголовник. А ещё замминистра!

Падме, наверняка, была возмущена поведением пленника – она за меньшие прегрешения, бывало, читала нам нотации – а поделать с мерзавцем не могла ничего. То есть, это я так полагал. Минуты летели, казнокрад уснул, а мы с Осокой увлеклись философским разговором.

— Ты снова рассуждаешь о вещах, о которых мало что знаешь! — горячилась тогрута. — Или понимаешь абсолютно неверно.

— Так объясни мне, — попросил я. — Подоходчивее.

— Попытаюсь. Вот ты говоришь о Силе, как о чём-то почти одушевлённом. Добро, зло… Оно существует для нас, личностей, а для Силы эти понятия неприменимы. Это стихия, она – как… огонь. Помню, в детстве, ещё до Храма, мать пела мне одну древнюю балладу:

Она помолчала и добавила:

— Вот и спрашивается…

— Я понял. Теперь понял. Очень образно. Кстати, не знал, что у профессора Ирис есть и музыкальный талант.

— Есть, в отличие от меня. Погоди, а ты и её знал?

— Совсем немного. Злишься на неё? — зная ответ, который дала на этот вопрос другая, прежняя Осока, я специально задал его.

— За что? — сказала она. — Мать продукт своей эпохи, она считала, что Орден для меня – благо. Может быть, и к лучшему, что я не пошла по её стопам. Она, похоже, готовила меня к научной карьере.

— Почему ты так думаешь?

— К четырём годам я знала арифметику, три языка и три алфавита, ничего так? — усмехнулась она. — Пло Кун буквально выпал в осадок, когда меня тестировал. В Ордене мне это здорово помогло. Между прочим, твой язык я стала учить именно потому, что знала Храмовый, довольно много общего.

— Он не совсем мой, я тебе уже говорил.

— Правильно, правильно, стандартом считается то, как говорят на Бреге, Батаеве и Ильмене, а на других планетах свои диалекты. Странно, столько раз бывала у вас на Набу и ни разу не слышала, чтобы на нём говорили.

— Так я же не набуанец, — улыбнулся я. — И мама Падме тоже.

— А откуда вы? Какой сектор?

— Это вне секторов, далеко за Илумом.

— В пространстве чиссов , что ли?

— Да, примерно тот район. Ха-ха, погляди на своего арестанта!

— А? Что? — она оглянулась на окно голокамеры, отображаемое на одной из секций экран-пульта и тоже засмеялась, увидев поднимающегося с пола Баку: — Ну, звёзды наказали за гаморрство !

— Не иначе, — поддакнул я, хотя сам-то краем глаза успел увидеть, как арестант на секунду воспарил над койкой. Падме, всё же, нашла способ: дождавшись, пока наша спутница отвлеклась, отключила гравитацию в каюте, а когда упругие силы подняли мистера Баку в воздух, снова подала напряжение на линии искусственного тяготения. И он, упав на край койки, грохнулся вниз. Выражение лица арестанта было какое-то… странное. Присев на койку, он неожиданно принялся стаскивать обувь. И лишь после этого осторожно лёг снова. Интересно. Возможно, он услышал голос во сне? Ну, сестрица, ну, хитрунья!

Орбитальная станция, в очертаниях которой без труда можно было угадать перестроенный старый звездолёт, встретила нас образцовым порядком, чистотой и тишиной. В огромном, как грот, ангаре, где сорокапятиметровая "Амидала" терялась, словно одинокая легковушка на пустынной стоянке закрытого торгового центра, было намного меньше кораблей, чем он мог вместить. Висели на своих кронштейнах стандартные имперские истребители в количестве одной эскадрильи, с дальней стороны от них выстроились "лесенкой" четыре "скипрэя", да совсем вдалеке, у стены, стояли два небольших кореллианских грузовика, там происходило какое-то движение. Я не стал разворачивать корабль кормой, посадил как есть, потому что от дверей, ведущих внутрь станции, к нам спешил, поправляя ремень, флотский офицер высокого ранга. Его сопровождали молодой лейтенант и некто в шлеме и тактическом жилете поверх комбинезона. У этого человека была бледная, почти серая кожа, живо напомнившая мне Асаж Вентресс, узкое скуластое лицо и внимательные тёмные глаза под густой чёлкой чёрных волос почти до самых бровей.

— Заместитель начальника терминала гранд-капитан Вугол! — отрекомендовался старший чистым, почти оперным тенором. Представил и загадочного спутника: — Агент Фартман, разведывательная служба. Мы к Вашим услугам, леди.