nadiya black - Больше чем жизнь

И если бы он мог осознавать хоть что–то, то понял бы, что сделает это, вот так просто прижав ее к стене, потому что сил на то, чтобы сдерживаться, уже не было.

Между тем маленькая ручка Гермионы потянулась к ремню его джинс, как вдруг он услышал что–то - знакомый голос, раздавшейся совсем рядом.

Это был голос Рона.

— Как думаешь, куда они могли пойти?

Гарри знал, что им и в голову не придет искать их здесь, в старом кабинете трансфигурации, и не ошибся – очень скоро голоса стихли. Но этого оказалось более чем достаточно, чтобы отрезвить его и окончательно привести в чувство.

Он выдохнул и, отпустив Гермиону, сделал шаг назад. Судя по тому недоумению, отразившемуся в ее глазах, она не обратила внимание на голоса за дверью. Гарри чувствовал себя опустошенным. Мысль о том, что Гермиона не его и никогда не будет его, больно сдавила все внутренности, не давая возможности нормально вздохнуть.

— Гарри…Что? Что случилось? – пролепетала Гермиона срывающимся от волнения голосом, хватая его за руку, со стыдом осознавая, что готова умолять его о том, чтобы он продолжал. – Пожалуйста…

В ушах стоял какой–то невероятный шум и каждое слово давалось через силу.

— Мы не должны делать этого, Гермиона. Это…неправильно.

Она лишь беспомощно всхлипнула, понимая, что не может ничем ему возразить.

— Гарри…

Коротко выдохнув, наступив на горло собственной гордости, Гермиона вплотную приблизилась к нему, ощущая как рваное дыхание Гарри опаляет ее шею.

— Мне все равно. Мне плевать, правильно это или нет.

Но он снова отодвинулся, грустно покачав головой.

— Ты сама не понимаешь, что говоришь. Но поверь, пройдет время и ты будешь благодарить меня за то, что я остановился.

В его глазах было столько неподдельной боли и отчаяния, что Гермиона даже не подумала остановить его, когда он пересек кабинет и вышел в коридор, оставив ее в полном одиночестве.

Прислонившись к стене и обхватив голову руками, она медленно сползла по ней, больно ударившись коленями о каменный пол. Умом Гермиона прекрасно понимала, что Гарри поступил правильно и что они не должны были делать всего этого.

Но ее тело все еще трясло от возбуждения, заставляя с мучительным стыдом осознавать, что на самом деле она была не рада тому, что он остановился.

— Значит, ничего такого не случилось?

— Да.

— И ты чувствуешь себя просто отлично?

— Рон, я уже, кажется, отвечала тебе.

— То есть, у меня нет поводов для беспокойства?

— Именно так.

Гермиона с силой вернула стакан с тыквенным соком на место, игнорируя многозначительный взгляд Рона, мечтая о том, чтобы он наконец–таки прекратил свои идиотские расспросы и просто оставил ее в покое. Однозначно, с ней что–то случилось. Причем, наверное, все, что только могло. И если бы она знала, что именно, то непременно рассказала бы об этом Рону. Но она не знала. Первый раз в жизни не могла найти логического объяснения тому, что происходило. А нелепое ощущение того, что все это случилось не с ней, и что это не она готова была чуть ли не переспать с Гарри в старом кабинете трансфигурации, тогда как на предложение Рона не могла решиться вот уже несколько недель, никуда не девалось.

Гермиона привыкла к тому, чтобы все в ее жизни было правильным. Встречаться с Роном, несомненно, было правильным. Таким простым и естественным, что она ни разу не усомнилась в верности своего решения и правильности выбора. Все было просто. Но просто только до тех пор, пока Гарри не смотрел на нее украдкой, думая, что она не видит. Пока не прикасался, словно бы невзначай, и пока они, по воле случая, не оказывались одни.

Вот тогда действительно начинало происходить нечто странное. Гермиона давно уже оставила попытки разобраться с собственными чувствами, потому что все это было выше ее сил. Это непонятное и ничем не объяснимое влечение к Гарри настолько вымотало ее, совершенно лишило возможности думать о чем–то еще. К всеобщему ужасу, да и к ее собственному тоже, успеваемость Гермионы в последнее время оставляла желать лучшего, а ведь учеба всегда была для нее важнее всего. Но сейчас приоритеты несколько поменялись. И она не могла это контролировать или остановить. Они все изменились. Стали другими людьми. Или же просто…выросли?

Гермиона понимала, что это не может продолжаться вечность. Что рано или поздно Рон с Джинни заметят что–то странное, образовавшейся с недавнего времени между лучшими друзьями. И почему–то Гермиона практически не сомневалась, что на следующий же день после того происшествия в кабинете, Рон заметит, каким–то чудным образом обо всем догадается. Но этого не произошло. Рон вел себя, как ни в чем не бывало, и Гермиона поймала себя на мысли, что не знает, рада она этому, или нет. И ей почти хотелось, чтобы он наорал на нее, сказал ей, кто она, после ее предательства, потому что Гермиона знала, что заслужила это. Но, судя по всему, он не догадывался ровным счетом ни о чем. Или же не хотел догадываться. Видел только то, что хотел видеть, не замечая ни странного поведения подруги, ни неизменных кругов под глазами, которые являлись следствием очередной ночи, проведенной без сна, какой–то напряженности и отстраненности девушки. Нет, конечно, иногда он обращал внимание на все эти странности, связанные с Гермионой, но очень часто просто не задавался таким вопросом, списывая все на чрезмерную загруженность Гермионы, как старосты девочек.

Рон не изменится, как бы она не пыталась его изменить. И не будет по–настоящему замечать ее даже тогда, когда она находится совсем близко. Но сейчас это не приносило особой боли, не предвещало появление непрошенных слез в глазах. Нет. Теперь это вызывало лишь грустную улыбку.

Потому что ей вдруг стало ясно, что так будет всегда.

Вздохнув, Гермиона снова посмотрела на Рона, и, заметив, с каким усердием тот поглощает овощное рагу, придвинула к нему еще одну тарелку. При каждом новом взгляде на Уизли всепоглощающее чувство вины накрывало ее с головой. Желание бесконечно поправлять его, ругать с поводом и без, учить тому, что правильно, а что нет, куда–то бесследно пропало.

Возможно потому, что она сама уже давно перестала быть правильной.

Внезапно, ее взгляд приковался к появившемся в дверном проеме Гарри и Джинни. Рон слегка махнул им рукой в знак приветствия, не в состоянии сказать ничего вразумительного с набитым ртом. Гермиона же поспешно отвела взгляд в сторону, желая ничем не выдать постигшего ее волнения. И еще потому, что видеть то, как Джинни держит Гарри за руку, как прижимается к нему при каждом удобном случае, было выше ее сил. Это было невозможно. Хотя Гермиона и понимала, что не имеет ни малейшего права рассуждать подобным образом. Но то, как смело Джинни вела себя с Гарри, как будто бы желая показать всем, что он только ее, все равно выводило из себя, не взирая ни на какие доводы и здравый смысл.