nadiya black - Больше чем жизнь

— Но может тогда лучше, чтобы я поговорил с ним?

Она на минуту задумалась, глядя в его внимательные зеленые глаза, устремленные на нее в немом вопросе. Но нет. Что–то подсказывало ей, из этой затеи вряд ли выйдет что–то хорошее.

— Нет, Гарри. Давай это все–таки сделаю я.

— Ладно, как скажешь.

Ну вот и хорошо, что он согласился. Гарри всегда старался отгородить ее от всяческих проблем, заслонить собой, если они возникали. Уберечь от сложностей. Но тут уж Гермиона точно знала, что должна справится сама. И она справится.

— Мне пора, - пробормотала она.

Гарри понимающе кивнул.

— Тогда мне, наверное тоже?

Гермиона судорожно вздохнула. Как же ей не хотелось отпускать его сейчас. Когда он - настолько близко. Когда она может прижаться к его сильному телу, запустить руку в волосы, ощутить вкус его губ…Гермиона не узнавала сама себя и решительно не могла понять, откуда только в ее голове, всегда занятой исключительно недавно приобретенными знаниями, нашлось место для…этого.

Всего лишь одно движение, мгновенно сократившее расстояние между ними. Так, что теперь ее лицо оказалось максимально приближенным к его. Гермиона задержала дыхание и просто тонула в этих невероятных глазах. Она уже не слышала ничего, кроме стука собственного сердца, чувствуя, как внезапно становится жарко, а кровь закипает в жилах и стучит в ушах. То желание, которое она всегда испытывала к Гарри, наконец–то вырвалось наружу.

И поглотило ее. Полностью.

Гермиона знала, что должно последовать за этим. Прочитала в его взгляде или же просто почувствовала. И когда Гарри, слегка наклонившись, поцеловал ее, она тут же ответила со всей страстью, на которую только была способна. Ей показалось, что он слегка удивился такому ее энтузиазму, ведь раньше она не позволяла себе ничего подобного, считая, что они не должны делать все это, поступать так с Роном и Джинни. Но сейчас это было неважно. Гермиона, вопреки всему, вдруг почувствовала себя свободной.

От всех глупых правил и предрассудков.

Мысли одна за другой сменяли друг друга, путаясь в голове, и Грейнджер ничего не могла поделать с этим. Гарри продолжал целовать ее. Так, как, наверное, никогда до этого. Горячо и жадно, до нехватки воздуха и только усиливающегося головокружения. Словно желая показать ей, что она - только его и никого больше.

Его руки с лихорадочной быстротой исследовали все ее тело и Гермиона не могла сопротивляться этому. Она только сильнее прижалась к нему, ощущая его возбуждение и потеревшись об выпуклость на его штанах бедрами.

Гарри сдавленно зарычал, сильнее вдавил ее в стену и, не отрываясь от ее губ, начал неслушаюшимися пальцами расстегивать пуговицы ее рубашки. И Гермиона позволяла ему делать с ней это, делать абсолютно все, потому что они слишком долго этого ждали. И еще его прикосновения как будто бы лишали ее воли, заставляли забыть, где они и что, несмотря на позднее время, их могут увидеть в любой момент. Она просто хотела его. Сейчас. Вот и все.

Справившись с ее рубашкой, Гарри осторожно дотронулся до ее груди губами и одновременно начал ласкать ее рукой. Гермиона судорожно втянула в себя воздух, когда он дотронулся языком до затвердевшего соска. Потом еще раз, заставляя ее снова отозваться на его движения. Никогда еще в своей жизни Гермиона не испытывала такой страсти, такого желания. Эмоции переполняли ее, и больше всего на свете ей хотелось, чтобы только он не останавливался. И еще она знала, что Гарри сейчас чувствует тоже самое.

Он продолжал свои ласки и Гермиона попыталась все–таки попасть в комнату, которую уже успела открыть заклинанием пару минут или же, как ей казалось, целую вечность назад. Ей все сложнее было сдерживать стоны и к тому же совсем не хотелось, чтобы вся школа узнала о том, что здесь сейчас происходит.

Гермиона быстро втянула его в комнату и снова приблизившись к нему, прошептала на ухо:

— Тебе совсем не обязательно уходить, Гарри.

Следующий день ничем особо не отличался от предыдущих. Рон, похоже, уже забыл о вчерашнем вечернем инциденте, и за весь день Гарри так и не удалось найти подходящего времени, чтобы поговорить с ним о профессоре Коуле. Невероятно сложное задание по трансфигурации, сдвоенные зелья со Слизерином, плюс еще вечерняя тренировка по квиддичу…Все это пронеслось мимо Гарри каким–то нечетким размытым пятном, заставив его забыть все, что он намеревался сделать.

Тренировка уже завершилась, бурное обсуждение игры подошло к концу и почти все игроки покинули раздевалку. Однако Гарри не мог отделаться от ощущения, что младшая Уизли не сводит с него взгляд весь сегодняшний день. Что–то в ее поведении изменилось и было не так, как обычно. Она была явно чем–то расстроена, напугана и, судя по всему, собиралась поделиться этим с ним. Впрочем, Гарри и самому уже изрядно надоело играть в гляделки.

— Вы идете, или как? - Рон замер у выхода из раздевалки, устремив вопросительный взгляд на своего друга и сестру.

— Нет, мы догоним тебя, - быстро ответила Джинни, не дав Гарри возможности возразить.

Рон закатил глаза и, пробормотав что–то вроде: «семейные разборки, куда же без них», скрылся за дверью.

Гарри вопросительно изогнул бровь, но Джинни, похоже, не собиралась объяснять причину такого своего поведения. Весь ее вид выражал крайнюю степень беспокойства. Она измеряла нервными шагами раздевалку, заламывала руки и Гарри, наблюдая за всем этим, уже готов был поверить, что произошло что–то поистине плохое. Наконец, Джинни остановилась и, всеми силами стараясь выглядеть уверенно, сказала:

— Нам нужно кое–что обсудить, Гарри.

— Это я уже понял. Хорошо, давай поговорим. Я весь внимание.

Джинни попыталась улыбнуться, но вышла лишь болезненная гримаса. Тем не менее это не помешало ей вплотную приблизится к нему.

— На самом деле я хотела поговорить о нас. О наших отношениях, которые в последнее время превратились в невесть что! Я знаю, что у нас не все бывает гладко, мы часто ссоримся и выясняем отношения, ну…всякое бывает. Но мне кажется, мы должны попробовать еще раз. Что–то вроде своеобразного дополнительного шанса. - Она хитро прищурилась и сделала неопределенный жест рукой.

Ну конечно! Было глупо предполагать, что она предложит расстаться, ведь упорство - отличительная черта Джинни и она не привыкла отступать. Но все равно Гарри не мог понять, зачем она говорит ему все это, когда уже сама наверняка понимает, что все то хорошее, что когда–то было в их отношениях, давно закончилось. Осталось в прошлом.

Зачем же тогда тешить себя напрасными надеждами, пытаясь воссоздать то, чего никогда не было? Ради чего?

После увиденного во время вечеринки Гарри уже просто не мог относится к Джинни так, как раньше. Он смотрел на бесспорно красивую стоящую перед ним рыжеволосую девушку и решительно не мог узнать в ней той Джинни, которой она была в детстве - скромной и неуверенной, не способной произнести в его присутствии ни одного более–менее связного предложения. Она изменилась. Стала смелой, хитрой и изворотливой, способной врать и предавать ради достижения собственных сомнительных целей. И порой, Гарри не мог не признать, что скучал именно по той Джинни, которая теперь уже навсегда осталась в прошлом.