Терран - Обратный отсчет

Неважно. Если он не понял этого до сих пор — поймет очень быстро.

А он не может здесь оставаться — попросту сойдет с ума в четырех стенах. Метатрон сообщит ему, когда (не если!) сын очнется, а свиток Телепортации позволит оказаться рядом быстрее, чем он доехал бы до госпиталя на машине в старом мире. Он посмотрит на свое наследие — Человечество, что больше не стоит на коленях (само!), быть может — найдет своих… ну, пусть будет внуков. Найдет себе новую цель, новую точку приложения своих сил, воли и опыта. Начнет… да, — жить дальше.

— Я возьму с собой записи сына о своем новом теле, — сообщил он ангелу. — Перескажу все, когда разберусь.

Метатрон молча кивнул — все равно для него эти журналы были бесполезны, пройдет еще немало времени прежде, чем он и его подчиненные начнут понимать, как работают их силы.

— Не откажешься поделиться с нами информацией об обстановке в Теократии? — спросил он.

— Без проблем. У тебя же останется мой сын.

— Ты за кого меня принимаешь? — одернул его ангел и Кериан вздрогнул от ощущения опаляющей силы, на мгновение прорвавшейся сквозь вспыхнувшие глаза.

Он до сих пор не мог привыкнуть к этому давящему чувству чужого могущества, способного стереть его в порошок не пошевелив и пальцем — просто перестав сдерживаться.

«Так, получается, вот что чувствовали обычные люди, общаясь с нами?» — пришло ему в голову. — «Неудивительно, что они считали нас Богами…»

— …Прости, — он поднял руки, примирительно улыбаясь. — Просто неудачная шутка.

«В которой лишь доля шутки, да…»

Время шло, но Метатрон не уходил, несмотря на то, что разговор подошел к своему логическому концу. Слейн его не торопил — лишь косился на него время от времени, гадая зачем же именно пришел сюда ангел. Честно сказать, он терялся в догадках — в игре они встречались всего несколько раз, да и за эти три дня виделись всего несколько раз…

— Что мне делать? — наконец озвучил свои мысли Метатрон.

Слейн понимающе улыбнулся — как он сам не догадался? Он бы тоже на его месте спросил совета у того, кто уже оказывался в такой же ситуации.

— В твоих руках огромная сила… — начал он. — Поверь, я знаю, о чем говорю — могущество сотого уровня трудно переоценить. Под твоим началом целая гильдия существ, самое слабое из которых обладает могуществом, доступным в этом мире лишь немногим. Весь мир у твоих ног, весь материк — в твоих руках. Ты можешь изменить этот мир так, как посчитаешь нужным — и ни я, ни кто бы то ни было еще, не сможет тебе помешать. И остаться в стороне — не выйдет… я, по крайней мере, не смог.

Я не знаю причин, по которым так вышло, не знаю, чем мы заслужили такую мощь… и, думаю, никогда не узнаю. Мы можем лишь попытаться оправдать этот подарок.

— …Ну так и что же мне, все таки, делать? — переспросил Метатрон, когда Слейн замолчал.

— Ты хочешь, чтобы я выдал тебе готовый план? Ты ему последуешь, а окажусь виноватым, в случае чего — я?

Ангел бросил на него злой взгляд и досадливо дернул плечом.

— Сам же прекрасно понимаешь, что так нельзя. …Решай. У этого мира такая судьба — его будущее определяют чужаки. Это неправильно, глупо, несправедливо — но это так.

Слейн больше не стал ничего говорить — по его мнению, он сказал достаточно. Он был почти уверен в том, какой выбор сделает Метатрон, какой путь выберет — так же, как и сам ангел, скорее всего.

А если тот вдруг сделает неправильный выбор… что ж, Кериану удалось сделать невозможное — отец не уступит сыну.

— …Ты хотел спросить что-то еще?

«Он все еще здесь. Неужели вопросы не закончились?»

— Вроде того… Знаешь, есть такая притча — о мудреце, который прилег поспать на лугу. Ему приснилось, что он стал бабочкой, что порхает от цветка к цветку и вспоминает сон, от которого только что очнулась — в нем она была мудрецом. Когда мудрец проснулся, он долго пытался понять, кто он: мудрец, которому снилось, что он бабочка, или бабочка, которой приснилось, что она мудрец?

«Ах, вот оно в чем дело… Быстро же он догадался. Нам потребовались годы…»

Хотя, скорее всего, дело было в его расе — его друзья-игроки, вместе с которым он оказался в этом мире, были людьми, причем в большей части с нейтральным чувством справедливости, высокими по абсолютному значению параметрами мировоззрения обладали только он сам, Теократ и Ланс — жрец неопределенного архетипа, что-то среднее между «призыватель» и «баффер». На них все эти игровые условности действовали не так сильно…

А Метатрон был ангелом, с максимально положительным значением «чувства справедливости»,+500, к тому же его согильдийцы еще додумались прописать свой собственный лор, отличный от Иггдрасильского, записав своего кланлидера в Первенцы Творца… В Иггдрасиле он бы просто над этим посмеялся — чудят люди. Теперь же…

— К чему ты это? — спросил Слейн, желая, чтобы Метатрон четко выразил свои сомнения.

Новоиспеченный вампир вздрогнул, когда ангел повернул к нему голову — белесые глаза сияли нестерпимым для его новой натуры светом, заставив руки покрыться противной гусиной кожей. Сейчас, глядя на Метатрона, никто не смог бы догадаться, что когда-то он был человеком — на Слейна обратил взгляд Архангел, полностью подходящий под описание «воин Света».

— К тому, что проснувшись сегодня утром, я секунд десять не мог вспомнить — я игрок, оказавшийся в теле ангела, или Метатрон, который с какого-то перепуга решил прожить человеческую жизнь.

— А ты думал, получишь все задаром? — с удивившим даже его самого металлом в голосе спросил Слейн. — Чтобы не перенесло нас в этот мир, оно воплотило в реальность все — и игровую магию вплоть до красивостей в описании, и личности твоих НИПов, и мировоззрение персонажа — в том числе, буквально. У всего на свете есть своя цена, Метатрон. Это — наша. Некоторые назвали бы ее неприлично низкой…

— И что, хочешь сказать — выхода нет? Я исчезну — останется Метатрон?

На сей раз волшебник ответил не сразу. Отпустил руку сына, аккуратно положил ее на кровать, поправил одеяло, собираясь с мыслями… а потом с горечью признал.

— Меня предал человек, которого я знал всю жизнь, верил как себе самому, любил как брата. Он был некромантом с мировоззрением в минус триста. Я хотел бы сказать тебе, что он не виноват, что его таким сделали — и оправдать его в своих собственных глазах, но… в глубине души я знаю, что это не так. Выбор есть всегда. Он не мог забыть почти шестьдесят лет дружбы — шестьдесят, Метатрон! Не мог забыть тысячи сражений, через которые мы прошли вместе. Не мог позабыть сорок лет, за которые мы создали — с нуля! — государство, с которым приходилось считаться всем, процветающее вопреки всему. Он помнил все это — и все же предал меня, даже зная, что меня не привлекает власть как таковая, что я никогда не подниму на него руку первым. Все то, что мы пережили вместе, то, чего достигли — не могло оказаться менее значимым, чем какой-то там параметр, воплощенный неведомой херней! Он выбрал сам! Сам!