Стивен Кинг - Стрелок (пер. Р. Ружже)

– Тогда читай мою судьбу, – хрипло выговорил стрелок.

Открыли первую карту.

– Повешенный, – сказал человек в черном. Тьма вернула ему капюшон. – Однако здесь, от всего особняком, он означает силу, а не смерть. Повешенный – ты, стрелок; ты, кто вечно бредет вперед, к своей цели, через все пропасти Гадеса. Ты уже бросил одного спутника в бездну, разве не так?

Он перевернул вторую карту.

– Моряк. Обрати внимание на ясное чело, гладкие щеки, страдальческие глаза. Он тонет, стрелок, и никто не бросит ему веревку. Мальчик, Джейк.

Стрелок поморщился и ничего не сказал.

Перевернули третью карту. На плече у юноши, щерясь, стоял павиан. Лицо молодого человека было обращено кверху, черты застыли в гримасе традиционно изображенного ужаса. Вглядевшись пристальнее, стрелок увидел, что павиан держит хлыст.

– Невольник, – сказал человек в черном. Костер отбрасывал на лицо оседланного юноши тревожные быстрые тени, так что казалось, будто оно оживает, искажается немым ужасом. Стрелок поспешно отвел глаза.

– Отчасти выводит из равновесия, правда? – спросил человек в черном. Казалось, в его голосе вот-вот прорвется сдавленный смешок.

Он открыл четвертую карту. За прялкой, свивая нить, сидела женщина в накинутой на голову шали. Изумленному стрелку привиделось, будто она коварно улыбается и плачет одновременно.

– Владычица Теней, – заметил человек в черном. – Не кажется ли она тебе двуликой, стрелок? Так и есть. Истинный Янус.

– Зачем ты мне все это показываешь?

– Не спрашивай! – резко сказал человек в черном, и все-таки он улыбнулся. – Не спрашивай. Просто смотри. Если тебе легче считать это всего-навсего бессмысленным ритуалом вроде церковных обрядов, если это возвращает тебе хладнокровие, пусть будет так.

Он хихикнул и перевернул пятую карту.

Ухмыляющаяся жница сжимала костлявыми пальцами косу.

– Смерть, – просто сказал человек в черном. – Но не твоя.

Шестая карта.

Стрелок посмотрел на нее и ощутил в животе странную щекотку нетерпения, смешанного с ужасом и радостью, дать же название чувству в целом было невозможно. К горлу подступала рвота, и в то же время хотелось пуститься в пляс.

– Башня, – негромко произнес человек в черном.

Карта стрелка занимала центр расклада; по углам, как спутники, окружающие звезду, располагались следующих четыре карты.

– Куда идет эта карта? – спросил стрелок.

Человек в черном положил Башню на Повешенного, полностью закрыв его.

– Что это значит? – спросил стрелок.

Человек в черном не ответил.

Роланд резко и хрипло переспросил:

– Что это значит?

Человек в черном не ответил.

– Будь ты проклят!

Никакого ответа.

– Тогда что за карта у нас седьмая?

Человек в черном перевернул седьмую карту. В сияюще-синем небе вставало солнце. Вокруг резвились купидоны и духи.

– Седьмая карта – Жизнь, – тихо сказал человек в черном. – Но тоже не твоя.

– Где ее место в раскладе?

– Не твоего ума дело. И не моего. – Человек в черном небрежно смахнул карту в угасающий костер. Она обуглилась, свилась в трубку, вспыхнула. Стрелку почудилось, что сердце в груди дрогнуло и обратилось в лед.

– Теперь спи, – беспечно велел человек в черном. – Уснуть, и видеть сны, и все такое.

– Удавлю, – процедил стрелок. С великолепной, свирепой внезапностью согнув ноги, он перемахнул через костер к своему собеседнику. Улыбающийся человек в черном увеличился в размерах, загородив собой все, а затем отступил вглубь длинного гулкого коридора, полного обсидиановых столбов. Мир заполнился звуками сардонического хохота; Роланд падал, умирал… уснул.

И видел сны.

Вселенная была пуста. Ничто не двигалось. Ничего не было.

Смущенный, ошеломленный стрелок медленно плыл.

– Да будет свет, – беспечно произнес голос человека в черном – и стал свет. Стрелок бесстрастно, словно со стороны, подумал, что свет – это хорошо.

– Теперь да будет наверху тьма, и в ней звезды, а внизу вода. – И явились твердь небесная с водою. Стрелка несло по волнам бескрайних морей. Над головой сверкали мерцающие, негасимые звезды.

– Суша, – тоном приглашения сказал человек в черном. И явилась суша: то поднимаясь, то опускаясь, она в нескончаемых судорогах вздымалась из воды – красная, безводная, растрескавшаяся и отполированная бесплодием. Вулканы, подобно исполинским прыщам на уродливой голове подростка, изрыгали бесконечную магму.

– Ладно, – говорил человек в черном. – Это начало. Да будут растения. Деревья. Травы и луга.

И стало так. Там и сям, пыхтя, ворча, поедая друг друга и застревая в клокочущих, зловонных смоляных ямах, бродили динозавры. Повсюду раскинулись огромные тропические девственные леса. Гигантские папоротники махали небу зубчатыми листьями. Кое-где по ним ползали двуглавые жуки. Стрелок увидел все это, но по-прежнему ощущал себя большим.

– Теперь человек, – негромко произнес человек в черном, но стрелок падал… падал снизу вверх. Линия горизонта у края этой безбрежной плодородной земли начала выгибаться. Да, все его учителя говорили, что земля круглая, утверждали, будто это было доказано задолго до того, как мир сдвинулся с места. Но такое…

Дальше, дальше. Перед изумленным взором Роланда обретали форму континенты, их заслоняли похожие на часовые пружины спирали облаков. Атмосфера планеты удерживала ее в плацентарном мешке. А солнце, поднимаясь из-за плеча земли…

Он вскрикнул и вскинул руку к глазам.

– Да будет свет! – Голос, прокричавший это, больше не был голосом человека в черном. Это был гремящий, рождающий эхо голос великана. Он заполнял пространство, и пространства между пространствами.

– Свет!

Роланд падал, падал…

Солнце съежилось. Мимо стрелка вихрем пронеслась вдоль и поперек изборожденная каналами красная планета. Вокруг нее яростно вращались две луны. Крутящийся пояс камней. Бурлящая газами гигантская планета – слишком громадная, чтобы выдержать себя, и, следовательно, сплющенная. Окольцованный мир, блиставший внутри опояски из льдистых игольчатых кристаллов.

– Свет! Да будет…

Иные миры – один, другой, третий. Далеко за границами последнего, в мертвой темноте подле сверкавшего не ярче потускневшего гроша солнца вращался, один-одинешенек, шар изо льда и камня.

Тьма.

– Нет, – сказал стрелок. Прозвучавшие безжизненно слова бесследно канули во мрак, который был темней темного. Самая глухая ночь души человеческой в сравнении с ним была разгаром дня, тьма под горами – всего лишь грязным пятном на лике Света. – Прошу тебя, не надо больше. Не надо. Не на…