Михаил Ахманов - Страж фараона

Мысли текли сами собой, а ноги, будто отдельные части тела, никак не связанные с головой, несли его к мостику и дальше, в глубокий мрак меж древесных стволов, куда, изгибаясь и виляя, уходила дорожка. Семен ступал бесшумно, втягивая носом воздух и всматриваясь в темноту; вскоре к аромату цветов добавился запах гари, а слабый розоватый ореол распался на три мерцающие точки – там, в павильоне, и правда горели факелы, прикрепленные к столбам-колоннам. Семен замер, остановившись в кустах, на самой границе освещенного пространства, шагах в десяти от беседки.

В ней, расположившись на тростниковых циновках и коврах, сидели трое: Инени в своем обычном белом одеянии, владыка Южных Врат в домашнем – то есть в полотняной юбке, без парика и ожерелий, но при браслетах, и третий компаньон – старик с хмурой морщинистой рожей, в коричневой тунике, перехваченной ремнями. Плечи его и лысый череп избороздили шрамы, левый глаз горел дьявольским огнем, правый – видимо, вытекший – был плотно зажмурен, и на одной руке, как показалось Семену, недоставало пальцев; словом, выглядел этот тип бывалым рубакой, из тех, что за царя и отечество не пожалеют ни жизни, ни крови – особенно чужой.

Позади Семена зашуршало, послышалось шумное дыхание, чья-то лапа опустилась на плечо, а другая потянулась к горлу.

Его реакция была мгновенной: не оборачиваясь, он присел и, захватив шею нападавшего, швырнул тяжелую тушу через голову. Но враг оказался не один – в кустах все еще ворочалось и шебуршилось, и Семен наугад двинул ногой, однако попал не по живому, а по колючей толстой ветке. Скрипнув зубами от боли, он попытался отступить, но тут из зарослей вынеслось нечто темное и смутное, ударило его в живот словно футбольный мяч, и, падая, он ощутил под пальцами короткие курчавые волосы, уши и мускулистую шею.

Упал Семен по всем правилам, как учили в десантных войсках, сгруппировавшись, – не только упал, но ухитрился сместиться в сторону и оттолкнуть противника. В следующий миг он был уже на ногах и разглядел в неярком свете факелов двух нападавших – маджаев-телохранителей Рамери; должно быть, они стояли на страже, как и положено качкам при тайных встречах крупных шишек. Время, однако, было иным, и ничего смертоносного вроде “узи” или базук у этих парней не оказалось, а были за поясами палки – правда, весьма увесистые, с медными набалдашниками. Вытянув их, маджаи двинулись к Семену с двух сторон.

Он прыгнул к первому из воинов, перехватил его запястье, ударил в пах коленом; тот согнулся, и кулаки Семена чугунными гирями рухнули на курчавый затылок. Этот готов, мелькнула мысль, пока Семен разворачивался к второму нападавшему, рослому детине, летевшему на него будто разъяренный носорог. Мягко повалившись на спину, Семен подхватил его ступнями под ребра и подтолкнул, выпрямив ноги, затем поднялся и стукнул легонько пяткой в висок.

Прогресс в рукопашной налицо, подумал он, наклонившись и оглядывая хрипевших на земле ку-шитов. Будут жить! Если, конечно, позволит сиятельный Рамери... А это уж дело удачи! Не объяснять же ему, что в грядущих веках безымянные гении придумают искусство драк и доведут его до совершенства, а потому не стоит предкам тягаться с потомками.

Семен выпрямился и посмотрел на троицу в беседке. Битва заняла пару минут, и, кажется, Инени и наместник провели это время в полном ступоре, раскрыв рты и выпучив глаза. Реакция старого воина была совсем другой: этот стучал кулаком по колену, вытягивал шею и гоготал, как целое стадо гусей. Потом ткнул в Семена рукой с обрубками двух пальцев и рявкнул:

– Кто такой? Чтоб тебе Анубис кишки вывернул! Ты где научился так драться, шакалья моча?

– Грм... – Инени наконец обрел голос. – Это ваятель Сенмен, брат Сенмута, достойнейшего из моих учеников. Он... Видишь ли, славный Инхапи, он сбежал от дикарей страны Иам и до сих пор не в себе. – Жрец поклонился властителю Южных Врат, чье лицо начало наливаться кровью. – Вспомни об этом, сиятельный, и прости его! Я думаю, он погорячился.

– Погорячился! Хоу, погорячился! – Тот, кого назвали Инхапи, захохотал, и смех его был похож на хриплый рев боевой трубы. – Слышал я об этом парне! Все саррасские ремеч меша< Ремеч меша – люди войска; так в Египте называли рядовых бойцов, простых солдат. > о нем болтают! Сотню нехеси уложил, так?

– Кажется, их было поменьше, – сообщил Семен, придвинувшись на пару шагов. – Я их не пересчитывал в темноте.

Маджаи поднялись, задыхаясь и кашляя, а вместе с ними встал наместник, багровый, словно плод граната. Он был разъярен, но гнев его не относился к Семену.

– Вы, дети краснозадых павианов! Так вы храните господина? Его покой, его достоинство и честь? Хватаете его гостей, а схвативши, валитесь от легкого тычка! Смердящие гиены! Недоумки! Чтоб Сетх вырвал ваши трусливые сердца! – Рамери опустился на ковер, провел ладонями по лицу и внезапно молвил спокойным голосом: – Утром явитесь к правителю моего дома. Каждому – пятьдесят палок.

– Десять, – сказал Инени. – Амон милостив! Десяти вполне достаточно.

– Пятьдесят на двоих, – уточнил наместник. – А сейчас – вон!

Телохранители исчезли. Семен двинулся было следом, но Инени окликнул его:

– Постой! Сядь и послушай! Вдруг придет тебе мудрая мысль... что-то скажешь, посоветуешь... или предостережешь...

– Хоу! – Инхапи поскреб шрам на темени. – Кулаки у него, конечно, крепкие, а вот голова... Ты ведь говорил, что он до сих пор не в себе?

– Это так и не так... не совсем так... В одних делах он будто дитя, забывшее путь к родному дому, зато в других мудрее Тота, и речи его направляют разум и примиряют людей – даже столь кровожадных, как дикари-кушиты. И в этом нет ничего удивительного, ничего странного, доблестный Инхапи. Разве можешь ты сказать, куда полетит журавль – в свое гнездо, или кормиться в камышах, или в поля, где тоже довольно пищи? Можешь ли знать, куда поползет муравей – к речному берегу, на виноградник или к пальмам? А люди устроены сложнее журавлей и муравьев! Ибо великий Хнум, когда творил человека...

– Кал гиены! – рявкнул старый воин. – Ты из синего сделаешь красное, и от твоих разговоров темеху почернеет, нехеси побелеет, а пиво скиснет! – Он хлопнул трехпалой ладонью по циновке. – Как тебя?.. Сенмен?.. Иди сюда, садись! Иначе жрец будет болтать до утра!

Семен подошел и сел напротив Рамери. Тот окинул его внимательным взглядом:

– Клянусь пеленами Осириса! Незаметно, чтоб ты утомился, ваятель... Ты бодр! Выходит, девушка ленилась и опозорила мой дом? Придется и ей отведать палок!

– Это только видимость, сиятельный, – пробормотал Семен. – На самом деле я еле держусь на ногах, а то, что между ними, обвисло, как мокрая тряпка. Девушка очень старалась! Пусть мне отрежут нос и уши и сгноят в рудниках, если я лгу!