Pskovoroda - Канон

Закончили вечер мы традиционно “байками Поттера”, в которых я не уставал воспевать свою подругу, становившуюся у девчонок всё более популярной. Потом меня подняли, и я поковылял в башню Гриффиндора, вежливо, но решительно отказавшись от перспективы быть дотащенным туда на нежных девичьих плечиках. Дафна на прощанье незаметно послала мне воздушный поцелуй. Гермиона довела меня до самой лестницы в покои и отпустила, только убедившись, что дальше я доберусь сам. Не раздеваясь, я повалился на постель, и последней мыслью, что мелькнула в моей голове прежде, чем я канул в блаженное забытьё, была мысль о том, что мне, наконец, по-настоящему хорошо в Хогвартсе.

Утром я проснулся в несусветную рань — в пять утра. Было такое ощущение, что я продолжаю спать и видеть какой-то унылый безрадостный сон, в котором я зачем-то встаю в пять утра. Кошмар, да и только. Да ещё и в понедельник! Чего мне меньше всего хотелось — так это в одиночку бегать вокруг замка. Я вышел на середину комнаты, набрал воздуха в лёгкие и крикнул, усилив громкость заклинанием:

— Па-а-адъём, сухопутные крысы!

Мои товарищи тут же вскочили, причём Шеймус опять уронил на себя балдахин, а Невилл просто свалился с кровати на пол. Ничего не понимающий спросонья Дин стоял передо мной, молодцевато выпятив грудь, а Рон переминался с ноги на ногу на кровати, отчего та жалобно скрипела.

— Рон, слезь на пол. Дин, распутай Шеймуса, — распорядился я, помогая Невиллу подняться. — Теперь все обуваемся и за мной!

— Погоди, Гарри, — попробовал возразить Финниган. — Изволь-ка объяснить…

— Шеймус, — сказал я ему, приблизившись вплотную, — у меня от объяснений голод наступает. А ты знаешь, что такое Голод, а, Шеймус?

Он побледнел и отшатнулся. Мы надели мантии прямо на пижамы и гуськом двинулись на выход. На улице было темно, сыро и так холодно, что мне даже послышался хрустальный звон у меня в штанах. Выдохнув облачко пара, я сказал:

— Так, сегодня у нас один круг бегом вокруг замка. Один — потому, что в первый раз. Рон первый, я замыкающий. Вперёд!

Шеймус опять попытался было что-то спросить, но захлопнул рот, едва мои клыки начали удлиняться. Дин продолжал спать на ходу, я не был даже уверен, что он сейчас в этом сне видит нас, а не райских гурий. Невилл был полон решимости… Просто полон решимости. А Рону было без разницы, поскольку он страдал не от недосыпа, а от голода. Он повернулся налево и грузно затрусил вдоль стены, тряся своими окорочками. Шеймус сразу припустил за ним, явно желая держаться от меня подальше, за ним Невилл, Дин и я. Уже через полкруга я понял, что мне не так уж и холодно. Когда мы добежали обратно до входа, ото всех нас валил пар, как от лошадей на ипподроме. Рон тяжело дышал, согнувшись и упёршись во колени, Невиллу было не лучше, а у меня так всё со вчерашнего вечера и болело. Шеймус с Дином, постоянно гоняющие в футбол на лужайке позади замка, глядели на нас с лёгким превосходством.

— Так… ха… теперь — зарядка! Ха… — сказал я и подал пример. Сначала наклоны вперёд, назад, влево и вправо, потом помахать руками и повращаться в разные стороны, разминая торс, потом отжимания и приседания по три серии. Рон с Невиллом отжимались на коленях, а мы втроём — как положено, на носочках. Дин вместо десяти раз отжимался по двадцать. Я вспомнил было про турник у стадиона, но потом решил, что для первого раза и так достаточно. Уже в коридоре Хогвартса Дин вдруг очнулся, огляделся по сторонам и срывающимся голосом спросил Финнигана:

— Шеймус, что мы тут делаем?

— Я сам не знаю, — признался тот. — Спроси лучше… — он покосился на меня и правильно прочитал выражение на моём лице: — Спроси лучше Рона, он тебе расскажет!

— Какой-нибудь печеньки ни у кого не завалялось? — жалобно спросил Рон, услышав своё имя.

О, да, чуть не забыл — на уроке Амбридж тупой Поттер опять напросился на “отработку”. Я только что руками себе рот не затыкал — не помогло! Совершенно против моей воли проклятый язык начал ей рассказывать про профессора Квиррела с Волди на затылке. Причём, совершенно неожиданно — поскольку у меня даже из головы вылетело, что по сценарию Поттер обязан быть таким тупым. Может, язык отрезать? Хотя я не уверен, что Сценарий не заставит меня показывать Амбридж два пальца на каждом уроке. На выходе из кабинета свежеиспечённого Инспектора по Делам Несовершеннолетних я совершенно для себя неожиданно опять встретил миссис Малфой.

— Здравствуйте, Нарцисса, — поклонился я ей.

— Здравствуй, Гарри, — кивнула она. — Как тебе мои помощники?

— Какие? — не понял я.

— У тебя должны были появиться два новых друга, — с улыбкой объяснила она. Друга? Друга?!! Так это были друзья? Отбитые в сплошной синяк рёбра и не проходящий звон в голове — это у меня такие друзья? Я поневоле задрожал, пытаясь представить, что со мной будут делать враги.

— Спасибо, мне очень понравилось! — соврал я. Она не заметила или проигнорировала фальшь в моём голосе.

— Я хотела тебе сказать, что я виделась с Сириусом и принесла клятву верности ему, Алексу Паркинсону и Гарри Поттеру. Когда ты увидишься с моим кузеном в следующий раз, он тебе это подтвердит. Кроме того, он снабдил меня подробной информацией по части того, что будет с тобой происходить в последующие три года, и я там вычитала прелюбопытнейшую новость — оказывается, ты несколько поспешил с известием о том, что твоя отработка закончена. Ты позволишь? — она показала на мою руку. Взяв меня за запястье, она провела палочкой по коже, заживляя свежие порезы. — На эту неделю шариков тебе хватит, а потом я принесу ещё. Иди уже, у меня тут небольшое дело, — и она накинула капюшон, поворачиваясь к кабинету Амбридж. Мысленно пожелав профессору ЗОТИ сладких Круциатусов, я пошёл в тот закуток, где обычно активировал Маховик Времени. Опять эти чёртовы тридцатичасовые сутки! Я поставил Маховик на три часа дня, запустил его и пошёл в боксёрский зал, где сразу же забылся мёртвым сном на какой-то относительно мягкой подстилке.

Проснулся я от громких голосов рядом:

— Гляди-ка, Винс, как он с ним обнимается! — прогромыхал голос Гойла.

— Точно, и ещё сладко причмокивает, — ответил голос Краба.

— Может, пойдём, Винс, не будем им мешать?

— И то дело. Разве можно стоять на пути такого светлого чувства?

— Никакой возможности. Гляди, он его всего слюнями увозил!

— Эти гриффиндорцы, оказывается, такие страстные!

— Уведёт он у нас Германа, как пить дать, уведёт!

Я раскрыл глаза и попытался оценить ситуацию. Оказывается, заснул я ничком на какой-то кожаной колбасе диаметром сантиметров пятидесяти, к которой на толстых брезентовых верёвках были приделаны сосиски потоньше, которые должны изображать руки. Как раз под моим лицом какой-то шутник намалевал глаза, рот и нос.