Shellina - Северус

— Интересно, а какой-нибудь оборотень захочет? — Ворон вернулся к чистке стола.

— Да. Думаю, да, — сжав губы, ответил Ремус.

— Но тогда почему оборотни не учатся всему этому? — Лили удивленно переводила взгляд с Ворона на Люпина и обратно.

— Потому что не хотят. Все просто, нужно переступить определенный порог в понимании того, кем ты являешься, и тогда можно будет договориться со своим зверем. Но это трудно, — ответил за Люпина Ворон. — Куда проще ныть и стенать про свою несчастную судьбу, обвиняя в ней всех подряд.

— А почему империя Аттилы распалась? — вернулась к интересной теме Лили.

— Я не дочитал, — Люпин укоризненно посмотрел на валета.

— На этот вопрос я могу ответить, — хмыкнул Ворон. Люпин встрепенулся, а Лили посмотрела на друга с любопытством. — Они сами себя уничтожили. Понимаете, — Ворон задумался, вспоминая многоликого, который позволил себе немного откровенности с молодым вором, — берсерки крайне антагонистичны друг к другу. Они очень плохо переносят общество себе подобных. Здесь идет, как бы объяснить, уступка волку. Вы знаете, что волки — стайные животные, но стая может существовать только до того момента, пока во главе стоит вожак, чья власть не подвергается сомнению. Это не значит, что молодые волки постоянно не пробуют вожака на прочность, но все же они подчиняются более сильному. Теперь представьте себе ситуацию, в которой среди берсерков может появиться вожак, учитывая, через что приходится пройти каждому оборотню, чтобы стать берсерком. Представили? — и Лили и Люпин вздрогнули. — Вот так-то. Личности наподобие Аттилы рождаются крайне редко. Скорее всего, он такой один и был. Империй волков не бывает — вот правда жизни. Иначе им принадлежал бы мир. Думаю, что все миры подчинились бы силе оборотней, если бы они могли просто собраться и решить их завоевать.

— Так, все чисто, — прервал Ворона Люпин. — Пойдемте в больничное крыло. Мне самому интересно узнать, что же у нас получилось.

Собрав флаконы, трое первокурсников направились уговаривать Поппи Помфри — новую медведьму — испытать их экспериментальные зелья.

Совсем молоденькая девушка удивилась, услышав просьбу, изложенную ей Вороном. Покачав головой, она взяла несколько мензурок и отлила из каждого флакона по нескольку миллилитров. Затем начала проводить над ними палочкой, шепча заклинания. Вскоре она положила палочку на стол.

— Ну что же. Единственное, что я могу сказать: в каждом из флаконов находится зелье против фурункулов. Оно лишено посторонних примесей и ядовитых составляющих. В общем, оно абсолютно безопасно для применения. А вот насколько каждое из них эффективно — это действительно можно увидеть только при использовании. Вот что, я согласую с главным целителем больницы Святого Мунго и с директором Дамблдором проведение «слепого теста». Думаю, что они дадут добро. Как только разрешение будет получено, я вам сообщу. Все-таки это ваш эксперимент. Так что вы будете наблюдать и записывать результаты для каждого образца.

— Что нам нужно делать? — деловито поинтересовался Ворон.

— Вы должны подумать о том, какие именно параметры проводимого эксперимента вас интересуют: время действия, эффективность действия, закрепление результата, возможные побочные эффекты, ну и так далее, — улыбнулась девушка.

— Но это всего лишь простейшее зелье от фурункулов! — попытался возразить Ворон, но двое его сопровождающих одновременно шикнули на него.

— Все начинается с малого, — снова улыбнулась медведьма. — А теперь идите, подумайте, мне нужно работать.

В коридоре Лили с Люпином сразу же принялись обсуждать, как именно будут составлять дневники. Ворон же только морщился. Эта сторона научной деятельности его совершенно не привлекала.

— О чем задумался? — Ворон вздрогнул и взглянул на Люпина.

— Да так, ни о чем, — Ворон зевнул. — Скоро отбой, нужно в свои гостиные возвращаться. Мне еще эссе по трансфигурации заканчивать.

— Тебе помочь? — вдруг спросила Лили. — Мне трансфигурация нравится.

— Нет, не надо. Ничего там сложного нет, мне просто времени не хватило, — и Ворон направился к лестнице, ведущей глубже в подземелья к гостиной факультета.

До помещений Слизерина он не дошел, внезапно остановившись и вглядываясь в идущего ему навстречу человека.

Альбус Дамблдор неторопливо шел по коридору, заложив руки за спину. Ворон впервые видел директора так близко. Он отметил, что, несмотря на покрытое морщинами лицо и седые волосы, двигался директор очень легкой походкой.

— Добрый вечер, — Ворон поздоровался и слегка подвинулся, чтобы дать Дамблдору пройти.

— Добрый вечер, — директор улыбнулся. — А я как раз тебя ищу, Северус.

— Зачем? — Ворон занервничал. Его совершенно не радовало, что директор его искал.

— Хотелось бы поговорить с виновником нарушения спокойствия Хогвартса, — хмыкнул Дамблдор.

— Ну что вы, какой из меня виновник, — пробормотал Ворон.

— Пойдем-ка, Северус, проводишь старика до его кабинета, заодно и поговорим по дороге.

Ворон настороженно посматривал на директора Дамблдора, который шел по коридору впереди него, заложив руки за спину.

Он не знал, что это за человек, и не мог составить о нем никакого представления.

Некоторое время они шли молча, и только когда показалась лестница, ведущая из подземелий, Дамблдор нарушил молчание.

— Я довольно долго уже живу на этом свете и считаюсь неплохим магом, — он замолчал, а потом, вздохнув, продолжил: — В своей жизни я встречал только одного человека, несшего в себе зерно разрушения. Нет, даже не так. Хаос нельзя назвать разрушением в чистом виде, он просто… Мерлин, я впервые не знаю, как четко сформулировать свою мысль. Тот человек, она не смогла справиться с тем, что несла в себе.

— Она? — не удержался Ворон.

— Она. Она была всего лишь маленькой девочкой, когда Хаос вырвался на свободу. Она не могла его удержать, не могла контролировать, а мы все… Мы не знали, с чем имеем дело, и не сумели ей помочь. Тогда погибли люди. Очень… нехорошо погибли. Я не знаю, что спровоцировало выброс, скорее всего, ее действительно оскорбили или пытались обидеть физически… Я не знаю. После этого, после того как она увидела последствия… Она уже не была прежней. Ее отец взял вину на себя. Веритасерум тогда не был изобретен, а применить легилименцию к себе он не позволил. Мало кто знает о том, что для удачного применения легилименции требуется своеобразное согласие того, чьи скрытые помыслы хотят увидеть. Пусть бессознательно, но человек разрешает, грубо говоря, «копаться в своей голове». Он не разрешил.

— Что с ними стало? — нарушил затянувшуюся паузу Ворон.