Илона Волынская - Жрица голубого огня

Интересно, о чем таком загадочном шептались Королева и мальвины тогда, над воронкой. Впервые Аякчан пожалела, что во время своих тайных посещений библиотеки больше интересовалась управлением Огнем и даже не заглядывала в вотчину Кэтэри, отдел шаманской литературы. А ведь были, были там свитки… Аякчан зажмурилась, вспоминая – полки, прогибающиеся под тяжестью свитков, с некоторых и впрямь свисают синие Храмовые печати, запрещающие непосвященным даже прикасаться к ним под страхом Вечного огня. Тогда она не обратила на это внимания, а сейчас призадумалась. Истории о древнем Сивире и Кайгаловых войнах, которые Кэтэри заставляла читать своих учениц, отличались от тех, что рассказывал в отцовском стойбище белый шаман. А может, есть и другие истории, только для высших чинов Храма, и именно в них-то и скрыта вся правда?

Аякчан с содроганием вспомнила свой сон. Привидится же такое! Мать-основательница Храма, Донгар Черный – ее муж (полный бред!) и верховная Айгыр! Это сколько ж той тогда Дней? Аякчан задумалась. А ведь четверка верховных – Айгыр, Айбанса, Дьябылла и Демаан – упоминаются в летописях пятидесятидневной давности. И восьмидесятидневной. И в еще более ранних – тоже. Меняются Советники, меняются Королевы, а эти четверо – остаются. Аякчан решительно откинула тонкое одеяло и спустила ноги с койки. В библиотеке сейчас наверняка пусто – тем более что Кэтэри в школе нет.

Стараясь не шлепать ногами по полу, Аякчан тихо выскользнула из спальни и на ощупь двинулась по темному коридору. Зажечь даже маленький Огонек она не решалась – запасов Пламени почти не осталось, и когда Солкокчон разрешит ученицам их пополнить, никто не знал, а обращаться к припрятанному ею Огню Аякчан не решалась. Главное – не выделяться, быть как все. Не в первый раз она по темноте в библиотеку пробирается, дорога знакомая.

Но в самой библиотеке тоже было темно – даже обычный дежурный светильник не горел. Старшая наставница наводила экономию. Тратя последние крохи собственного Пламени, Аякчан затеплила на ладони крохотный Огонечек и медленно воспарила к потолку. Вот они! На полке плотными рядами лежали свитки с синими запретительными печатями – «Только для верховных жриц». Лицо девочки разочарованно вытянулось – ее поход в библиотеку оказался напрасным. Такие печати вскрыть невозможно, они просто не поддадутся никому, в ком внутреннего Огня меньше, чем у верховных! А ведь здесь вся история Храма от Дня основания. Вот этому свитку никак не меньше тысячи Дней. Аякчан невольно коснулась свисающей на ветхом шнуре печати кончиком пальца.

Послышался глухой хлопок – печать исчезла! Как и не было!

Но… Как это? Она же не верховная! Наверное… Наверное, это потому, что свиток такой старый – да-да! Даже сила Огня начала истаивать… Впрочем, какая разница, надо этим пользоваться!

Аякчан торопливо сгребла раскрывшийся свиток, слетела вниз и уселась на полу, поджав ноги. Держа Огонек на одной руке, второй она начала медленно разворачивать бересту. В первый момент она испытала разочарование. Это не походило ни на летопись, ни на шаманские стихи, ни на песни олонхо. Больше всего это напоминало стопку хозяйственных заметок – внутри свитка оказались беспорядочно свернуты небольшие обрывки бересты. Таким же, как в ее бесценных свитках по управлению Огнем, старинным простоватым слогом, делающим каждую запись похожей на древнее сказание, кто-то сообщал о бочках тюленьего масла и мешках с порсой, закупленных на День. И внизу – написанное другой рукой коротенькое распоряжение «Отправить в кладовые». Другое сообщение докладывало о каких-то свитках для обучения грамоте – и снова внизу краткая пометка с приказом разослать их по селениям. Потом что-то о предоставлении Голубого огня оленьим пастухам для перегонки стад… Аякчан передернула плечами – обыкновенное Храмовое хозяйство! Большой Храм, может, даже центральный, но ей-то что до этих расчетов тысячедневной давности? Стоп! Она остановилась, только сейчас заметив – а ведь все распоряжения и приказы поверх Храмовых бумажек написаны одной рукой! И это… Да, точно! Тот же самый летящий почерк, что и в найденных ею древних свитках по управлению Огнем – свитках, которые научили ее большему, чем все наставницы! Она снова переворошила куски бересты – уже внимательнее. Мать-Уот! Да это же приказ об основании школы – их школы! И даже план здания! Башен с кабинетом старшей наставницы и комнатами мальвин, похоже, сперва не было, а вот спальня учениц оказалась на месте. И едальня, и постирочная, и… Палец Аякчан замерз на выцветших линиях… Ее тайная комнатка под лестницей была. И точно, как сейчас, в ней не было двери – будто входящий каждый раз просто намораживал стенку у себя за спиной. Будто эта комната с самого начала задумывалась как тайная.

Хмыкнув – надо же! – Аякчан перевернула чертеж.

Все тем же летящим, неразборчивым почерком на задней его стороне было написано:

«На ветра духах Донгар залетал. Злился шибко: один Черный его жаловался мало-мало. Чукчи, говорит, подношения жалеют, шамана камлать – стада оленей охранять не зовут, волков Голубым огнем гоняют! Разберись, говорит. Нечего разбираться, однако – его Черные девкам моим мешают все время сильно! Стыдно жадными такими быть, делиться надо мало-мало!

И чего не хватает-то? Никогда еще Сивир не жил так богато да мирно! Шаманы Черные учат, да лечат, да тварей нижних гоняют, кузнецы столько штук всяких напридумывали работу людям облегчить, что шутят некоторые – мол, скоро вовсе специальных механических людей соорудят, чтоб те работали, пока настоящие люди на праздниках-ысыахах гуляют да араку пьют! Стойбищам между собой ссориться мои девки-жрицы не дают, даже с лесом-тайгой у людей мир – Брат Медведя всех лесных в строгости держит, медведи у него по ниточке строятся. Да только разве ж они сами всего этого добились? Разве ж возможно такое без силы Голубого огня, что нынче в каждом костре, да в каждом горне, да в каждом чувале? Разве жили бы так счастливо без руководящей да направляющей воли Храма?

И ведь не ценят вовсе! Охотники стойбищные ворчат, почему зверей мясных да пушных нельзя добывать больше, чем Брат Медведя дозволяет. Черные кузнецы злятся, отчего Храм их новые придумки запретить хочет, особенно оружие всякое опасное, убивательное. Ну чисто дети малые! Теперь еще Донгар со своими шаманами – злой прилетел, а улетел еще злее. Думал, я его тут олениной кормить, аракой поить, прощения просить стану! Зачем думал? Зачем извиняться – когда права я!

Плохо, однако – кузнец на меня сердится. Не приезжает. Позлить его еще мало-мало побольше – тогда явится? Тоска у меня на сердце без него!»