Анна Московкина - Правила боя. Исток

– Значит, побратим? Не захотела Дар принимать?

– Я исток, Фил. И я не хочу жить в доме чьей-то женой.

– А хочешь бегать по заставам, пугать ратников, грабить баржи?

– А ты не хочешь?

– Ох, не знаю, – засмеялся брат.

Разговор вышел тяжелый. После радостей встречи родители взялись за меня всерьез и со знанием дела. Больше упирая на исток и его проявления. Мама знала об истоках поболе Майоринова, въедаясь в несущественные, на мой взгляд, детали. Отец мучил меня вопросами силового характера, он много лет посвятил изучению чистой силы без преобразования и теперь скрупулезно выяснял, что я могу.

Я сидела напротив них и больше радовалась возвращению домой, чем отвечала на заковыристые вопросы.

Мать расположилась в своем кресле и теребила длинную рыжую прядь, выбившуюся из тяжелого узла на затылке, шелк платья разлился по полу серебристой лужицей, отец прищурил голубые глаза, оглаживал могучей рукой русую бороду. Что в темных – цвета болотного мха глазах матери, что в отцовых читалось беспокойство еще большее, нежели когда они считали меня человеком. Тогда они переживали за мою судьбу, которую я буду творить сама. Теперь судьба, смеясь, взяла поводья в свои узловатые, натруженные прядением руки, готовая как к незлобивым подвохам, так и к жестоким насмешкам.

Думаю, я осознавала это даже лучше, чем они. Судьба была моя, и мне с ней дело иметь.

Жизнь в Инессе в мое отсутствие текла своим чередом, позабыв про свою блудную дочь. Догуливали последние беспечные деньки дети и отроки, готовились к осени наставники, многие из которых только приехали из летних отпусков, хозяйки обходили огороды, хвалясь друг перед другом народившимся урожаем, крестьяне косили хлеба.

Я пошла по подружкам собирать новости, перемыть косточки и вдоволь нахохотаться. Зашла и к кузнецу, принесла ему свой многострадальный меч. Кузнец ворчал на меня, ругался, но обещал привести клинок в порядок.

На базаре все так же бойко лилась южная хордримская речь, большинство из южан говорили на велманском свободно или хотя бы понятно, но меж собой изъяснялись по-своему, с неохотой посвящая чужаков в свои тайны. Я упрямо учила хордримский, смеша своим произношением знакомых. Соседство с Хордримом давало о себе знать и обилием черноволосой и черноглазой ребятни, бегающей и по торжищу.

Базар в Инессе был один, зато какой!! Я прошлась по рядам, с интересом изучая товары. В мясном ряду мое внимание привлекла бойкая торговка, с хитрющей улыбкой продающая дедку копыта. Копыта были здоровые, видно, и коровка была не маленькая. Дедок, очарованный черноглазой кокеткой, долго высчитывал мелочь. Я подошла поближе, покупать у такой подозрительно хитрой рожи – большая смелость.

Смелость надо поощрять.

Дедок отошел от торговки, я присмотрелась к нему. Человек – хордримец, из ребяческого озорства я спряталась за свиной тушей, над которой роились мухи. Загляделась на смешную лупоглазую рыбу через ряд, и где таких ловят? Неужто у нас, в Инесске…

Дед мчался к прилавку как молодой, грозно размахивая копытами. Выражение лица сменилось с благостного на злое. Пройдоха торговка, увидев покупателя, нырнула под прилавок.

– Вы меня обвесили! – гаркнул дед на весь рынок.

– Я? – Огромные бархатные глаза глядели на него из-за бараньей тушки.

– Да, вы! Кто так делает! К вам честные люди приходят!

– Неправда, – обиделась торговка. – Хотите сами проверьте!

Она рассыпала перед ним гирьки. Дедок снова закопался, шевеля губами. Потом положил копыта на одну сторону весов и начал накладывать гирьки в противовесную чашку.

– Вот! Столько вам и посчитала!

– Но там на выходе!

– Что на выходе?!

– Стоят весы. Я взвесил, там меньше получилось!

– Может, они порченые?

– А может, ваши порченые? – Теперь весы подверглись тщательному осмотру. Не найдя никаких неполадок, дедок поворчал и откланялся. Следом встала я.

– Девушка, взвесьте мне вон тот кусочек, – прогундела я и ткнула пальцем в первый попавшийся шмат мяса. Она бросила кусок в чашу и начала перекидывать гирьки. Стрелочка сравнялась.

– Не обвесите?

– Да нет же!

– А старичка обвесили!

– Не нравится, иди отсюда!

– А гирьки легковаты. – Я подкинула одну на ладони. Торговка посмотрела мне в лицо.

– Айрин! – закричала она.

– Тэм! Обманула дедушку, как не стыдно!

– Их не обманешь – сама голодной будешь ходить! Зайдешь вечером?

– Зайду. – Хордримская торговка показала мне язык и с чистой совестью продолжила обсчитывать невинных покупателей.

Дом торговки был не просто большой – огромная храмина, мало уступающая колдунской избе в крепи, он вмещал в себя уйму народа, периодически меняющегося. Бесчисленная хордримская родня приезжала и уезжала, сменяясь новой.

– Эй! – постучала я в дверь.

– Кто?

– Я! – Понятие было растяжимое, но чего опасаться, когда в доме полно народа, часть из которого пусть и в домашних ичигах, но воины не последнего десятка, могут и ичигой прибить.

– Заходи!

И я зашла, везде висели и лежали ковры. По ним ползали или бегали дети. Мужчины расположились в одном углу огромного зала, женщины в другом. У себя на родине хордримцы строили из камня, но постепенно обжили и велманские дома, приспособив, что могли, под южный лад. Не делили они дом стенами, развесив те же ковры перегородками. В мужской и женской половине горели очаги, не след мужу с женой есть из одного котла. Для мужчин южные жены готовили отдельно.

Многочисленная ребятня – где чья не разберешь (до десяти они считались детьми, а детей надобно баловать, а после становились мужьями и женами, и спрашивали с них как со взрослых) – беспечно побежала ко мне – знакомиться.

– Туран, Турал, Руслан, Натэлли! Брысь отсюда! – скомандовала Тэм. – Идите играть!

– А как вас зовут? – спросили черноглазые мальчишки-близнецы.

– Айрин!

– Тетя Айрин, а вы знаете маму? – Мама, старшая сестра торговки, приветливо помахала мне рукой из женского угла.

– Знаю! – Верхэ поднялась, собрала с меня отпрысков, как осенний наливной урожай с яблоньки, отпрыски тут же посыпались в стороны. Из мужской части донеслись приветливые возгласы:

– Долго тебя не было.

– Долго, сама уже начала забывать, как тут хорошо. – Я устроилась в женской части дома, скрестив ноги на предложенной подушке. Приняв протянутый стаканчик с чаем, отпила пряную жидкость. Слишком крепкий, на мой вкус, и еще с молоком. Но в чужой храм, как известно, со своим уставом ни-ни. И я медленно тянула сомнительное лакомство. Мы отодвинулись в уголочек, шепчась, вернее, Тэм сплетничала, а я ехидно подпевала, с интересом слушая об изменениях, происшедших в мое отсутствие.

Пришла Томе – мать, теща, свекруха и сестрица всей местной братии. Порадовалась мне, посетовала, что от меня остались кожа да кости, я потрясла рукавами свободной рубахи. Томе сватала мне своего младшего сына, моего ровесника, я как всегда отказалась. Он был далеко не первым, в Хордриме девочек выдают замуж с тринадцати лет, так что Томе пыталась мне подобрать мужа еще с того времени. Насплетничавшись вдоволь, мы вспомнили дедка с копытами: